Компромисс, который и я хотел предложить и который бы точно приняли от меня в штыки, из его уст приняли все. Когда касательно религии с тобой общается без пяти минут святой, то в кого бы ты не верил, стоит прислушаться. Он с небесами точно больше связей, чем ты имеет.
И вот вдоль всего ряда могильных камней, крестов и прочего, медленно идут служители богов, вознося молитвы и совершая прочие положенные в данном случае действия. Могилы вперемешку, за православным крестом вполне может стоять католический или даже протестантский, рядышком стоять еврейский и мусульманский надгробные камни — грубые, сделанные второпях усталым магом Земли, тем не менее несущие на себе основные символы религий…
— Какая ирония, — с некоторой грустью сказал я. — Только смерть оказалась способна хоть на время примирить все конфессии.
Мои слова вполне тянули на огромные неприятности с Синодом — силой, с которой не шутили даже Великие Рода. Но мне сейчас было плевать — за эти дни я так эмоционально устал и выгорел после всего произошедшего, что впал в мрачный фатализм. Глядя на бесконечные ряды братских могил, осознавая, что больше полумиллиона человек лежит там, внизу — ведь нашлось немало дураков и дур даже в тыловых лагерях, даже среди шлюх, мошенников, ремесленников, охранников и прочего люда, что постоянно шляется за большими армиями, которых зацепили мои речи и сподвигли прийти сюда и отдать свою жизнь. Одна такая чрезмерно впечатлительная волшебница, с редчайшим и громаднейшим даром к Магии Света, сейчас лежит голая на моей кровати. И не потому, что я решил скрасить одиночество в отношении любимой, а потому что дуре требуются трижды в сутки мои Зеленые молнии, помощь целителей пятого ранга и уход. А все дуры и идиоты с магическим даром, что последовали за своей хозяйкой на битву, лежат в соседних палатах — по большей части тоже требующие лечения. Но что поделать — я её приручил и взял под своё крыло, и я несу за неё ответственность.
Наконец, спустя четыре часа, дело было кончено. Все выжившие бойцы — а даже всех раненных уже успели поднять на ноги — выстроились длинными шеренгами вдоль и глядели на исполинскую, крупнейшую в стране братскую могилу и молчали. Солдаты и офицеры начали прибывать лишь двадцать минут назад — в отличии от высших магов, от Старшего Магистра и выше, стояние неподвижно четыре с лишним часа людям, толком ещё не отдыхавшим с боя и каждый день пашущим в поте лица своего, явно не пошло бы на пользу. Это я ничего кроме скуки не ощущал. Но меня уже сложно было назвать обычным. Заклинания третьего и ниже рангов уже были просто неспособны меня ранить, если не попадут в открытый рот или глаза — но даже так ущерб будет незначителен. Нас защищает и усиливает сама наша магия, что бежит по венам чудовищным потоком, изменяя сам мир вокруг под меня.
Кстати, сегодня к нам добавилось ещё два Мага Заклятий — не из Великих Родов. Один, из Рода Каменевых, старик лет девяноста, до сих пор ходит бледный, тощий и усталый, а так же не может до конца поверить в происходящее. Он перед началом битвы был одним из слабейших Архимагов в войске, а очнулся Магом Заклятий. Кстати, я обратил внимание на эту деталь — чем больше и лучше ты сражался, тем больше тебе награда. Даже не знаю, что бы стало с Добрыниным, выживи он. Может, от количества наград он бы Великим Стал, а может из-за одержимости ничего не получил бы…
В общем, этот Каменев из захудалого Рода, мои соседи в Александровской губернии, даже с наличием Архимага в семье никем за Род первой категории не принимались — слабы, проиграли Родовую войну и лишились лучших магов и гвардейцев, всех пилотируемых големов и судов и большей части земель. Их почти уже списанный слабак седьмого ранга, знающий лишь пару-тройку несложных заклятий своего ранга, отправленный сюда явно в результате интриг врагов, теперь из гаснущего костра превратился в тот ещё вулкан. У которого теперь не пару десятков лет жизни, а двести-двести пятьдесят. И восьмой ранг, что даже без заклинаний страшная мощь…
Я могу легко гнуть калёную оружейную сталь. И меч из этой стали уже не способен меня ранить в руках простого смертного… У Магов Заклятий такая же ситуация. Нас, чудовищ восьмого ранга, всё ещё можно одолеть числом — но потери при этом будут чудовищные… А потом убивать меня замаются. Но смогут, кстати, и не стоит об этом забывать. А так же о том, что даже гвардейцы великих Родов в обязательном порядке имеют зачарованное оружие, которое вполне способно прорубить мою плоть.
Архимаги и Старшие Магистры, тоже сверхлюди, на фоне подобной мощи не смотрятся. В общем, меня ждут интересные деньки дома…
Вторым Магом Заклятий оказалась некая Софья Соколова, тоже представительница какого-то захудалого Рода. Отправлена, как узнавал Солов, как единственный Архимаг семьи, старушке было девяносто семь, и что бы помочь итак переживающему спад Роду она, вместо того, что бы последние пару лет провести в покое, решила выступить по зову Империи. За единственного Архимага Рода, выступившего в поход, Соколовых на пять лет освободили от налогов и даже выдали беспроцентные кредиты — Имперский банк делал всё, что бы наскребать сильных магов и войска дворян по всей Империи. И вот теперь вместо похоронки с траурным венком и какой-нибудь медалькой в утешение к Соколовым вернется Маг Заклятий. Они поймали не синицу, а пролетающий рядом бронированный линкор в руку. Интересно даже, что из этого выйдет… Хотя планов на неё у меня нет. А вот на соседа — огромные.
Когда свщеннослужители всех вер, конфессий и прочего вернулись и обрадовали новостью, что они закончили, настал наш черед. Семь Магов Заклятий и один притворяющийся им Высший Маг несли на плечах открытые носилки с телом чародея. Олег Васильевич был облачен в парадный генеральский мундир, весь китель Старика был увешан наградами столь густо, что они могли служить вместо легкой кирасы. К сожалению, часть наград, а именно — все высшие были не оригиналом, а качественной подделкой. В оригинальных содержались чары высшей магии сложнейших магических дисциплин — артефакторы, лучшие из них, создавали эти предметы, как награду за преданность их Роду и Империи. И отправлять их в землю с мертвым генералом его сын не пожелал — Старик собрал все высшие награды Империи, и только с ними одними даже Старший Магистр имеет неплохие шансы основательно помотать нервы магу восьмого ранга. Минут так десять и без шансов на победу — но сам факт! А уж Архимаг, если ещё и подходящий атакующий артефакт имеет, вполне себе и прикончить врага восьмого ранга может. Двенадцать высших наград Империи, почти все, кроме трёх наивысших, которых у него не было, каждая была артефактом восьмого ранга. Из числа слабых предметов этого ранга, примерно сопоставимые с кольцом Смолова, вызывающем воздушного дракона, но тем не менее — их было двенадцать. И они были не атакующие, а играющие с временем и пространством, защитные, один целительный и пара запирающих и сковывающих.
Но я отвлекся, описывая мир и реалии жизни магов. Вернемся к основному действу.
Когда мы в восьмером долетели до выделенного под захоронение участка, мы аккуратно освободились от носилок, заставив их парить в воздухе. Пришел черед речей — я попросился говорить последним. И пока остальные произносили правильные, возвышенные, идеальные слова, складывавшие в такие же идеальные предложения и абзацы, я судорожно пытался придумать, что сказать. Ибо те, кто будут разбирать битву на Нежатиной Ниве, могут думать что угодно, как и прочие, не бывшие в тот день среди нас, но мы все знаем — не Старик загнал воинов в бойню, где из шестерых погибли пятеро, а среди оставшихся большую часть пришлось исцелять не один день.
Это мои речи толкнули людей в этот порыв, эту атаку. И лишь воистину божественные навыки Старика и его штаба, буквально дерижировавшие потоками прущих вперед без разбору солдат, это кончилось бы вообще поражением. Я уверен, что план Олега Васильевича предусматривал возможность организованно отойти и перегрупироваться, если потери будут слишком велики. Но людей в том состоянии было невозможно увести с поля, и потому ему пришлось играть так, как позволяли обстоятельства.
Но история не знает сослагательного наклонения, и вполне возможно, что без моих слов наши армии ещё на полпути оказались бы разбиты и обращены в бегство — что легко представить, вспоминая количество тварей. И говорить обо всём этом людям нельзя — усталые, до сих пор не способные не просыпаться с криком по ночам, солдаты и младшие офицеры не будут спокойнее, узнав, что их вдохновитель сидит и не знает, кается или гордится. Им нужно что-то светлое, им нужно подтверждение правильности произошедшего, их нужно ободрить — и все мои надежды, что более умелые ораторы, выступающие передо мной, решат эту задачу вместо меня умирали на глазах.