Но в последнюю секунду она извернулась. Всё же мара — не человек, и точно рассчитать силу так, что бы её обездвижить, не нанося ущерба, было сложно. Костяное лезвие встретило удар моего меча — эта женщина была на порядок крепче своих подчинённых. Изящная, мускулистая ножка покрылась костяной бронёй и ударила меня в бок так, что затрещали даже укреплённые магией рёбра — и это не говоря о том, что как потомственный боярин с великолепной генетикой и всеми теми зельями, что я принимал с детства, я итак был в пару-тройку раз крепче обычного человека своей комплекции.
Вторая рука метнулась к моему солнечному сплетению, но тут я окончательно рассвирепел — и выхваченный секундой ранее револьвер выплюнул одну за другой три пули, заставляя мару взвыть от боли. Раны не смертельные, особенно для такого существа, но концентрацию на бое ей сбили окончательно — пули-то зачарованные, пусть и далеко не шедевры артефактторики.
А затем мой клинок всё же оборвал её мучения. Достала, честное слово…
Путь назад был дольше, чем хотелось бы — я рвался через лес подобно носорогу, оставляя за собой отчётливые следы, но даже так это заняло минут пятнадцать. Я устал, нёс на себе тело, что стоило хоть живым, хоть мёртвым весьма немало — внутренние органы таких сильных существ весьма ценились, а этот экземпляр был весьма силён — и к тому же не собирался выжимать из себя предельную скорость — так никаких сил не напасёшься.
Уже выйдя к лагерю, я увидел, что мои товарища окончательно со всем разобрались. Солдаты вновь отправились в палатки, Семёнова утащили куда-то вглубь лагеря, потерь среди караульных не было — я успел обезвредить всех мар до начала своей погони — в общем, полный успех.
— Что с ней? — поинтересовался Приходько. — Жива?
Глава 19
Одиннадцать пойманных мар плюс притащенная лично мною их предводительница — улов знатный. Правда, мне пришлось потрудиться, накладывая на них чары сна и периодически их подпитывая, но оно того стоило. Одна только моя добыча, которая была довольно сильной особью по меркам их племени и почти дотягивала до человеческого Мастера могла стоить, по словам Приходько, около сорока тысяч золотыми — если живой и невредимой, разумеется.
Как оказалось, элитные бордели и некоторые аристократы охотно скупали этих полумонстров — экзотика привлекала тех, у кого были деньги. Разумеется, в Империи были возможности содержать разумных в покорности — довольный Кучин сходу назвал два варианта, впрочем, известных мне и по прошлому миру. Печать Смертника и Печать Подчинения — магия из разряда менталистики, сиречь магии разума. К моему сожалению, я был в ней не силён — в моём богатом магическими уловками арсенале из разряда магии разума числились некоторые приемы защиты и пара-тройка способов грубого взлома сознания.
Печать Смертника образовывала закладку, к которой вполне мог подключиться тот, для кого этого раба зачаровывали. Настраивалась она относительно просто — на ауру хозяина или с помощью некоего открытого канала, к которому имел доступ целый ряд лиц — в зависимости от того, кого туда внесёт занимающийся этим делом чародей. Такую, как правило, ставили на работниц подешевле и попроще, на которых не имело смысла тратить большие суммы денег.
Печать Подчинения же была чем-то на порядок выше. Если в первом случае раб имел относительную свободу воли — то есть мог, отчаявшись, кинуться в самоубийственной атаке на хозяина (а это гарантированное самоубийство — даже за мысли о причинении ему вреда печать карала вспышками боли, а уж при попытке убить гарантированно отправляла на тот свет), то эта печать заставляла раба искренне любить и уважать своего хозяина, ставить его приказы в приоритет и так далее — в общем, превращала разумного в идеального слугу. Вот только стоило подобное столько, что даже на мою пленницу не имело смысла ставить — слишком дорого. Оплатить несколько недель работы очень талантливого Старшего Магистра, а то и Архимага мог позволить себе далеко не каждый…
В общем, на следующий день мы отправились в путь, к Каменску. Мой новый ученик, с которым мне по возвращении пришлось немало повозиться лично, регулируя его энергетику в лучшую сторону — такое было возможно в первые часы после прорыва, пока она мягкая и податливая, и лишь с теми, кто взял первый-второй ранг, на большее моих умений не хватило бы — лежал в телеге, блаженно посапывая и набираясь сил. Так мы и двинули — я сижу с пленницами, наши товарищи чистят путь и охраняют.
К вечеру мы были на месте. В какой-то момент наша дорога влилась в куда более широкий тракт, по которому шло немало грузов, и мы прибыли к северным воротам могучей крепости, сейчас широко распахнутым. Слава богу, успели дотемна, иначе пришлось бы ночевать под стенами — в ночное время ворота были закрыты, и ради простых караванов из окрестных городков да поселений никто их открывать бы не стал.