После такой подачи сердце волей неволей затрепетало. Я медленно пересекла двор и остановилась возле крыльца. Очаровательная малышка пяти лет доверчиво улыбнулась, смотря на меня большими, по детски любопытными глазами. Я приветливо улыбнулась в ответ. Гоуль произнёс как всегда непонятное для меня: «О-оу-у» и переместился чуть в сторону, подальше от незнакомки, то бишь меня.
Дверь дома распахнулась и на пороге появился подросток лет двенадцати. Черноволосый мальчишка был полной противоположностью девочки. Угрюмый, недоверчиво смотрящий исподлобья.
— Ма-ам, — чуть обернувшись назад, но не выпуская меня из виду, крикнул он. — Чужак в доме!
— Тагрем, сколько тебе говорить, здесь не бывает чужаков.
В дверях показалась женщина. Мир вокруг остановился.
Финальная (черновик)
Странно, я никогда не представляла, как она выглядит — женщина, давшая мне жизнь. Всю мою сознательную жизнь матерью была Ларгеза. Именно её руки и голос были родными. Именно по ней я скучала.
Я смотрела на Терсею и ничего не чувствовала. Не замирало сердце, не хотелось плакать, не хотелось бросаться в объятия. А что же чувствовала она? Действительно существует та самая материнская любовь, несравнимая ни с чем?
В груди появилась нарастающая тяжесть, принёсшая с собой горечь. И злость.
— Почему ты оставила меня? Почему забрала только Рейнера? — спросила я с накопленной обидой, о существовании которой даже не подозревала.
Я сцепила зубы, сдерживая вспыхнувшую ярость, поражаясь своим первым словам к матери. Разве об этом надо было говорить в начале? Разве я не должна радоваться?
Мягкие черты лица матери заострились, между бровей залегла складка. Гордо расправленные плечи вместо опущенных, прямой взгляд вместо виноватого.
— Рем, — рука матери легла на плечо хмурого мальчишки. — Помоги накрыть на стол. — Тагрем, вперив в меня уничтожающий взгляд, нехотя послушался.
Поманив рукой, Терсея прошла внутрь. Переступив порог, я оказалась в добротном, по женски уютном доме. Пахло деревом и свежеприготовленной едой. Тело предательски напомнило о голоде и усталости. Трудно быть гордой на пустой желудок.
— Идём, — позвала за собой мама, закончив суетиться у стола. — Тебе надо переодеться.
— Это вовсе не обязательно.
Терсея привела в спальню, о чём говорило наличие большой высокой кровати. Вскоре на неё легли пара белоснежных рубашек, различающиеся кружевом на вороте и манжетах.
— Платье тебе не предлагаю, — мать бросила строгий оценивающий взгляд. — Не сейчас.
— Да я и без рубашки могу обойтись.
— Можешь, — согласилась она и оставила меня одну.
Я нехотя потянулась к ближайшей рубашке. Мягкая ткань приятно скользнула в руке. В комнате чувствовался лёгкий аромат трав. Чужой для меня, но всё равно приятный. Я быстро переоделась, стараясь не впадать в сентиментальность и вернулась в гостиную.
— Поешь или хочешь сначала поговорить? — Терсея понимала, что у меня на душе.
— Поговорить.
— Хорошо, — мать поставила стул напротив большого в пол зеркала. — Присядь, приведу волосы в порядок.
— Они в порядке, — жестко сказала я, и сразу пожалела о своих словах. Не из-за того, что мать замерла. Из-за того, что плохо справлялась со злостью.
Решив не накалять обстановку, села напротив зеркала. Руки Терсеи оказались легкими, пальцы проворными. Расплетённые волосы рассыпались по плечам, едва слышно заскользила расчёска.
— Вы с Рейнером с детства разные, — заговорила она. — Он беловолосый с рождения, а ты чёрненькая, как Тагрем. Ты стала другой.
Я бросила взгляд на мальчишку. Вот уж не думала, что встречу ещё одного брата. И сестру-малышку.
— Кое-что произошло, — с укоризной ответила я. Почему-то во всех бедах хотелось винить Терсею.
— Рейнер и Кхесс заставили принять такое решение, — я до боли скрипнула зубами. — Даже больше Рейнер. — Терсея продолжала водить расчёской по волосам и это успокаивало. — Он лучше меня и Кхесса знал на что способен дед. Чего он хочет и какими способами добивается. Рейнер не хотел для тебя повторения своей судьбы.
— Не хотел? Я видела всё с точностью наоборот.
— Он нашёл тебя? — рука матери замерла, мы встретились глазами в зеркале.
— Да. И чуть не убил.
— Он бы убил, если бы действительно хотел, — мать стойко выдержала мой взгляд. Руки вновь вернулись к делу.
В этом я не поспоришь. У Рейнера не было цели меня убить. Я сама бросилась под удар. И это не единственная странность в наших стычках.
— И как же он тебя убедил?