Когда случается что-то, получаешь свою долю адреналина в кровь и действуешь на азарте, что ли… Но когда эффект проходит, разве не начинается у каждого из нас путешествие по своему ледовому озеру? И на этом тонком льду страшна уже не столько потеря, сколько ожидание потери и её неотвратимость.
Мне было страшно думать, что я уже потерял самое дорогое, что у меня было — ведь я не знаю, где её найти. Кажется, в этот момент я стал молиться. Я обращался к Богу, в которого никогда не верил, и клялся, что теперь всё будет по-другому. Признавал, что виноват, каялся, что был гордецом, был слишком уверен в том, что легко могу решить любые проблемы, что гнался за успехом, за материальными благами — и от всего этого я сейчас отказывался, открещивался, отрекался. Только бы он дал мне знак, где её найти… Только бы ещё раз увидеть вспышку алых маков на белом полотне…
И я увидел.
Коротко взвыли оставшиеся на берегу собаки, под ногами зазмеилась отливающая алым трещина, и тут же раздался громкий хруст. Лёд подо мной треснул, я с головой ушёл в ледяную воду. Кожу обожгло огнём, дыхание спёрло. Но тело само рванулось вверх, и я резко вынырнул, хватая ртом горящий в лёгких воздух. Отфыркиваясь, по грудь вскинулся на льдину. Потом, хватаясь за острые углы наледи, медленно вытащил себя из проруби. Несколько секунд лежал плашмя на льду, чувствуя, как горит всё тело. Не знаю, какому инстинкту я подчинялся, когда перекатом катился подальше от полыньи, но он меня спас.
Колотить меня начало только на берегу.
Ну, канделябр тебе по самую купель, поговорили с Богом!
Дрожа, я перевернулся на спину и увидел, что Люди Руин вплотную обступили меня. Трясясь и гримасничая, словно передразнивая меня, они вытягивали дряблые шеи, точно хотели вырваться из своих звероподобных тел, и шептали что-то на незнакомом мне языке. Кисейный туман тонкой сетью опутывал их ноги. Их голоса походили на шорох облетающей листвы и шум колёс по мокрой трассе, они наслаивались друг на друга, утягивали, погружали в транс.
Стряхивая наваждение, я медленно встал на ноги. Крупная дрожь сотрясала тело, я обхватил себя руками, пытаясь хоть немного согреться. Один из шаров выпал из кармана на лёд, и я наклонился за ним, но в этот момент кто-то из толпы кудлатых неожиданно прыгнул мне на грудь. Как засыпающая рыба, он разевал беззубый рот и тёплыми ватными пальцами пытался вцепиться мне в шею. Мы оба знали одно: он был чьей-то иллюзией, а у меня в душе зияла пустота, и всё, что хотел этот несчастный — чтобы я вытащил его отсюда. Вынес в себе в другой мир пустую, глупую, изначально мёртвую идею.
Пальцы сжали шар, я размахнулся и ударил его по виску. Ноль реакции, но тут же на меня навалились остальные, и единственным оружием, доступным мне, был искрящийся шар. Я закричал. Слизкий туман коснулся ног. Я ударил по нависшей надо мной голове ещё и ещё и успел подумать, что всё, чем осветятся мои последние секунды — это одно-единственное воспоминание.
…Эва, неловко переступающая через корни деревьев по дорожке к магазину…
И шар вспыхнул.
Мир в одночасье стал двумерным. Всё произошло мгновенно — от шара в моих пальцах поползло нечто чёрное, с огненной каймой, пожирающее пространство вокруг меня. Искрящийся шар, который я выронил из рук, словно заставил тлеть кусок бумаги — и этот больной мир, который был нарисован на нём, сейчас сминался и трещал, пожираемый огнём.
А потом пропала боль. Всё это время я, оказывается, нёс ее в себе: и когда бежал через безумный лес, и когда поднимался по мраморным ступеням цитадели, и когда шёл по улице вымершего квартала. Боль оттягивала плечи тяжёлым рюкзаком. Боль ввинчивалась в позвоночник. Боль сводила горло спазмом. И неожиданно её не стало.
Я закрыл глаза. И пришла тишина — мёртвая, мертвее не придумаешь.
И она пришла не одна.
Когда я открыл глаза, вокруг меня царила кромешная тьма. Страх, огромный, всеобъемлющий — тот самый, из детских парализующих кошмаров, — шевельнулся за моей спиной. Я резко обернулся, чувствуя, как бешено колотится сердце, и принялся шарить руками вокруг себя, уже не понимая — я ослеп или что-то сломалось в этом безумном мире.
Опустившись на корточки, я осторожно коснулся земли. Нащупал холодный, неприятно жирный песок. Или… прах? Брезгливо отряхнув ладонь, сунул руку в карман — пальцы неприятно покалывало, как будто схватился за горячее.
В руку мне ткнулось что-то круглое и тёплое. Я сжал пальцы и вытащил один из двух оставшихся шаров Жонглёра.