Расспросить Аркашку я планировал позже. Сначала у меня была назначена встреча с Романовским. Профессор подтвердил, что препарат справляется с туберкулезом, как нами и прогнозировалось. Больше ничего Дмитрий Леонидович добавить не мог. В его компетенцию входило лишь то, чтобы ввести меня в курс дела и отправить письма о нашем прибытии кому-то в «вышестоящие органы». Аудиенция была нам назначена в Институте усовершенствования врачей.
На всякий случай мы с близнецами приготовили плакаты, если потребуется озвучить на встрече этапы исследования. Потом все это оказалось невостребованным. Встреча предполагала беседу иного рода. Меня сразу напрягло то, что никто из медиков нас не сопровождал. Совершенно незнакомые чиновники провели нас в огромный кабинет и представили находившимся там господам. С братьями Деевыми мы встали посреди просторного зала. Присесть, естественно, нам не предложили.
«Вот это я высоко взлетел!» — подумалось мне, когда я услышал имена тех, кто находился в кабинете. Табель о рангах мы всей группой в поезде повторили, но все равно я невольно растерялся, когда меня представили Великому князю Сергею Александровичу. И теперь судорожно пытался вспомнить, какую должность занимает брат государя. Кажется, генерал-губернатор Москвы. Тогда что он делает в Петербурге? Додумать эту мысль я не успел, секретарь отвлёк своим сообщением, что второй сидящий за столом мужчина — министр финансов Сергей Юльевич Витте.
Практически сразу я понял, что «раздачи пряников» не будет. Не за этим нас пригласили, о чём, собственно, и сообщил сам Витте в своей речи. Бла-бла-бла «высочайшим соизволением», на благо российского народа и так далее. В общем, решено создать акционерное общество, где нам с братьями выделяется четверть акций от общего числа. Присутствующие на встрече секретари (или это были юристы?) услужливо распахнули папочки, подразумевая, что я сразу поставлю в документах свою подпись.
— Ваше Высочество, позвольте узнать состав соучредителей и распределение акций, — осмелился я задать вопрос.
Шедший ко мне секретарь затормозил и посмотрел как на недоумка. Великий князь кинул примерно такой же взгляд и, неохотно разлепив губы, ответил, что здесь присутствуют все соучредители предприятия по выпуску противотуберкулезного лекарства. Контрольный пакет брат государя берёт себе, а Сергей Юльевич довольствуется двадцатью четырьмя процентами.
— С глубочайшим уважением я вынужден сообщить, что меня не устраивает распределение акций, — возразил я. — Его Высочество Георгий Александрович тоже мог бы стать соучредителем.
— Как ты смеешь что-то требовать?! — сразу повысил голос Витте. — Ты представляешь, перед кем стоишь?! Одно моё слово, и тебя сгноят на каторге! Доля акций его не устроила!
— Ваше высокопревосходительство, я настаиваю на добавлении еще двух соучредителей. Госпожа Иванова, которая проводила первые исследования препарата, вправе получить пятнадцать процентов. Мы с господами Деевыми также рассчитываем иметь по пятнадцать.
— Молчать! — взревел Витте и поднялся из кресла. — Я тебя!
Куда меня отправят и что со мной сделают, господин министр финансов расписывал в течение нескольких минут. И только он убедился, что запугал всех и вся (близнецы так точно пребывали в полуобморочном состоянии), как я снова «полез в бутылку». Сообщив, что меня, конечно, можно и на каторгу сослать, только тогда на изобретение новых лекарств можно не рассчитывать.
— Вдруг еще не открытое лекарство спасет вам жизнь? — завершил я ответную речь.
Витте от моей наглости побагровел. Только Великий князь был абсолютно спокоен и явно чего-то ждал, с отрешенным лицом разглядывал свои манжеты. Министр финансов открыл рот, чтобы продолжить мое линчевание, но тут же откуда-то сбоку послышался раскатистый смех. Все присутствующие в кабинете дружно повернули головы в ту сторону. Я не сразу заметил, что из кабинета есть еще один выход. Дверь не была закрыта. Я не посмотрел в ту сторону раньше только потому, что драпировка проема была такой же, как и шторы на окнах. Оказывается, при нашей беседе присутствовал еще один слушатель, который не захотел демонстрировать себя сразу.
Вообще-то я уже сообразил, кому принадлежал этот басовитый смех и кто мог так запросто прервать Витте. Ладони мои моментально вспотели. Я и так-то держался на чистом упрямстве. Понимал, дерзить таким высокопоставленным господам очень опасно для здоровья и жизни. Но мне помогала уверенность в том, что нельзя им дать себя «сожрать». Если я сейчас проявлю слабость, дальше будет хуже. Никто не станет со мной считаться, выдоят насухо.