– Отмучился, родимый, – всхлипывала Павлина Конкордиевна на поминках.
– Сиротинушка, – обливал меня слезами какой-то мужик.
Мой статус был чётко прописан в завещании. Если деду Лукашке, Маруське и Ничипору купец отписал по пять рублей, свояченице – тридцать, то мне досталось всё движимое и недвижимое имущество. Но за маленьким нюансом: до двадцати одного года я оставался под опекой Павлины Конкордиевны.
Как и что будет дальше, волновало и меня, и Сергея. Вообще-то Ситникову положено было сообщить в полицию о новом постояльце. Но купец вначале был занят, потом заболел. Статус Серёги в доме по-прежнему был неопределённым. Павлина Конкордиевна его, конечно, уважала, но запросто кто-нибудь мог и «стукануть». С другой стороны, стараниями той же Павлины Конкордиевны слухи о Серёге были такие, что его слегка побаивались.
В любом случае нужно было доставать кубышку, заныканную купцом, и платить стряпчему, чтобы оформил пребывание Сергея Павловича Иванова в Екатеринодаре по всей форме. Перед самой смертью Иван Григорьевич поведал мне тайну схрона. Очень горевал, что всего сто сорок рубликов серебром и пять золотом смог отложить на «чёрный день».
Хороший был человек Ситников. Я искренне сожалел о его смерти. Да и люди, пришедшие на поминки, говорили не просто формальности, а добрые слова в адрес купца. Потом, конечно, когда подвыпили, уже стали отклоняться от «темы». Каких-то три пожилых казака начали мне втирать по поводу царя-батюшки и бороды. Раньше казаков заставляли бриться, и только Александр III разрешил отпускать бороды. Серёгу тема бороды неожиданно заинтересовала. Он подсел к казакам с расспросами. Мне же пока брить было нечего, а вот мой дружок по этому поводу страдал. Имеющийся у купца инструмент внушал ужас одним своим видом. Ходить к брадобрею стоило денег, но два раза в неделю Сергею приходилось всё же навещать цирюльню. Кстати, Иван Григорьевич бороду тоже носил, как и было положено по статусу. Но в городе имелись безбородые купцы. Элита, так сказать. Те, кто торгует с заграницей. Как правило, это купцы первой гильдии и при больших деньгах.
Я прислушивался к разговорам за столом, но больше смотрел по сторонам. Приглядывался к снующему в подавальщиках Ваське, сыну Катерины Уваровой, той вдовы, что помогала Маруське по хозяйству. Старшая дочь Катерины Машенька тоже крутилась на кухне. Из воспоминаний Николая я был в курсе, что парню эта девушка нравилась. Мне же она показалась не очень. Ни возрастом (шестнадцать лет), ни внешностью. Потому я подчёркнуто был с ней холоден.
Когда кто-то из гостей начал распевать песни, я велел с поминками закругляться. Но пьяные казаки ещё пытались показать умение владеть шашкой и рвались продемонстрировать джигитовку на наших конях. Последних гостей выставили со двора ближе к полуночи. Женщины остались перемывать посуду и наводить порядок, а мы с Сергеем отправились спать. В этот день больше никаких бесед не вели, зато на следующий все жильцы дома собрались узнать о своей судьбе.
– Как служили, так и продолжайте, – сообщил я и заработал одобрительный кивок Павлины Конкордиевны.
Честно говоря, мне как раз заниматься делами времени не было. Оформление завещания и прочая бюрократия требовали личного присутствия.
Только через два дня я взял у Павлины Конкордиевны ключи от подвала под предлогом, что нужно пересчитать товар и запасы на зиму. Так-то запасы солений пополнялись и без моего участия. Женщины и капусту засолили, и даже тыкву – новое для меня блюдо. Но мне требовалось попасть в подвал, чтобы выкопать возле третьей левой опоры кубышку. Серёга страховал.
Копаться в подвале днём мы не рискнули. Дождались, когда обитатели флигеля лягут спать. Сергей дошёл до туалета, а потом вдруг решил проверить двери в подвал и понял, что они незаперты. Почти сразу мы обнаружили, что на сундуке в коридоре, где обычно спал Ничипор, лежит муляж, а его самого в нет.
– Воровская натура, – прошипел Серёга. – Наверняка тоже знает о захоронке. Думаю, у него есть дубликат ключей. Открыл вначале люк, затем изнутри засов на дверях. Люк снова запер, чтобы никто не догадался, а сам зашёл со двора.
– Сейчас мы его поймаем на месте преступления, – ничуть не огорчился я. – Люк заперт на навесной замок, значит, единственный выход через двери во двор.
– Если откроем дверь, он заметит, – не одобрил мой план Сергей. – На улице не так уж темно. Ночь звёздная. Давай я зайду через люк, а ты, когда услышишь мой крик, перекрывай выход.
Замок на люке открывали с большими предосторожностями, боясь спугнуть вора. Потом я побежал во двор ждать условного сигнала, а Сергей начал спускаться. Уже возле входа я сообразил, что мы немного перемудрили. Забыли, что вначале в подвал ведут шесть ступеней, затем площадка шириной метр, на которой ещё одни двери, служащие тамбуром, и только потом несколько ступеней до пола. Ничипор точно не стал бы оставлять все двери открытыми. Значит, свет с улицы он не заметит.