И не может…
На глаза слезы наворачиваются.
Всхлипываю. Подрываюсь с места и бросаюсь к двери, чтобы дернуть ее посильнее, чтобы постараться ее открыть.
И пусть совершенно точно знаю, что она заперта, но хочется невероятного.
Хочется чуда: чтобы я подошла и смогла ее распахнуть. Чтобы спустилась к малышкам, сидящим… в подвале… и жмущимся спинками друг к другу, чтобы приласкала их, накормила, успокоила, приголубила, пообещала защиту и сделала все, чтобы они больше не плакали.
Подвал…
Матушка-Луна, ужас-то какой. Девочек-малышек держат не в комнате, а в сыром месте, в темноте и страхе.
Изверги! Монстры!
Да как же можно-то?
Вновь дергаю дверь. И еще сильнее. Переживания за маленьких оборотниц отодвигают былой страх за собственную жизнь куда-то на край сознания. Теперь важнее девочки.
Дергаю и дергаю.
Бесполезно.
Закрыто.
Поднимаю руку, сжатую в кулак, размахиваюсь, чтобы вдарить посильнее, заорать, и неважно, если отругают, я буду молить, просить, чтобы меня пустили к малышкам.
Чужое прикосновение к плечу заставляет вздрогнуть, дернуться всем телом в испуге, отскочить в сторону и вдариться всем прикладом в злополучную закрытую дверь.
Раф.
Имя двуликого всплывает в голове, когда в ней немного проясняется.
Ух ты ж, Луноликая, я совсем забыла про своего раненного пациента. А он оказывается уже не только проснулся, но пришел в себя. Причем, судя по виду, заметно очухался, потому что стоит на своих двоих уверенно и даже не заваливается.
Ой-ой-ой…
Вот теперь меня уже другой страх аккуратно накрывает с головой. Помню я, что этот тип очень агрессивный и нападает на других без разбора.
Стараясь не делать резких движений, прижимаюсь спиной к стене и по миллиметрику сдвигаюсь в сторону двери в ванную комнату. Понимаю, что маневр вряд ли удастся. Но, мамочки, как же не хочется верить в худшее.
Двуликий молчит, но внимательно отслеживает мою попытку к бегству.
Взгляд тяжелый. Лоб нахмурен, брови сведены вместе. Крылья носа широко раздуваются, словно оборотень пытается вобрать в себя мой запах и разложить его на составляющие. Тонкие губы сжаты так, что побелели и почти незаметны.
В горле застревает очередной вздох, когда он едва качается вперед и упирается огромной ручищей в стену над моим плечом.
— Ты кто? — звучит утробный хриплый рык.
Мужчина не моргает. Настолько он напряжен.
Решаю не дразнить зверя и отвечать предельно честно и быстро.
— Анила, — сглотнув пересохшим горлом, озвучиваю свое имя.
— Что здесь делаешь?
Умираю от страха.
— Вас сторожу.
— ЧЕГО? — а вот теперь брови двуликого взлетают ко лбу.
Ну да, верно. Удивился. Есть чему. Где он — шкаф с антресолями, хоть и худощавый, и где я — пигалица, дышащая ему по грудь.
Сторожиха выискалась, прости матушка-Луна.
— Вы были без сознания, я вытащила серебряные осколки, чтобы рана смогла затянуться, — робко протягиваю руку в сторону прикроватного столика, где осталась ванночка с извлеченными из оборотня частицами металла.
Раф не реагирует на то, что я хочу показать, а вот за руку хватает и резко дергает меня на себя.
С писком ударяюсь в широкую грудь и скукоживаюсь.
Что предпримет этот ненормальный в следующий момент — сам дьявол не ведает.
— Медсестричка, значит… лечила, — урчит зверюга мне на ухо, утыкается в макушку и делает глубокий вдох.
Золотинка забивается вглубь души и оттуда тихонько с ненавистью скалит зубы. Ей не нравится этот двуликий. И нет, она его не боится из-за наглого поведения. Тут другое.
Более глубокое.
Она его словно презирает, зная что-то большее, нежели я.
— А ты странно пахнешь, — не задумываясь, оборотень накручивает мою косу себе на руку, заставляя изогнуть спину и вытянуть шею, оголяя ее, — но мне нравится. Только не пойму, ты человечка что ли?
Нависает он, глядя глаза в глаза.
Собираю все силы, чтобы соврать и не признаться в своей тайне.
Сказать так, чтобы поверил.
— Ч-человечка, — выпаливаю с запинкой и делаю глубокий вдох, распахивая рот.
Замираю и с дрожью ожидаю решения.
Поверит? Или прибьет за обман?
— Что ж, Анила, вкусная человечка, мы с тобой еще пообщаемся, — ухмыляется нагло и отталкивает в сторону, будто надоевшую вещь, — но позже. Сейчас, не обессудь, кукла, у меня есть дела поважнее.
Отворачивается и бьет кулаком в дверь с такой силой, что она, того гляди, рухнет на пол, вылетев из косяка.
Безумно рада, что этот ненормальный такой занятой мужик.
Я даже ни разу не обижусь, если он забудет обо мне не на время, а совсем-насовсем.
Он жуткий.