Табита крепко сжимала а руках сумку.
— Убийца, — сказала она. — Губитель кораблей. Вор.
Саския тревожно смотрела на нее. Больше никто не обращал на них никакого внимания.
— Почему ты не убьешь меня на месте, чтобы сразу покончить с этим? — выкрикнула Табита.
Брат Феликс протянул руку, снисходительно улыбаясь.
— Пойдем позавтракаем, — сказал он.
Саския обняла Табиту за плечи:
— Пойдем, Табита, — взмолилась она.
Табита все еще сопротивлялась:
— Неужели ты веришь всей этой чепухе? — спросила она. — Эти существа, этот…
Саския нахмурилась:
— Здесь нет необходимости верить, — сказала она. И Табита вспомнила, что Саския провела свое сокращенное детство в искусственной среде и не считала, что все обязательно должно быть настоящим. — Пока все прекрасно, — сказала Саския. — Пожалуйста, не надо все портить.
У Табиты стучало в висках и внутри все переворачивалось, но она уронила голову и позволила увести себя. Ей больше ничего не оставалось.
Брат Феликс провел их через деревья к руинам старого монастыря, построенного из камня, теперь выветренного и замшелого. В трещинах между плитняком разросся мох, на стенах в затененных нишах стояли терракотовые бюсты — какие-то религиозные памятники. Через арки они увидели реку, петлявшую под раскидистыми ивами, заросшую тростником, бежавшую, как монастырь, из ниоткуда в никуда. На берегу паслись несколько овец и антилоп, они стояли, спокойно пережевывая траву, и в их мягких глазах не было никакого страха перед высокими мужчинами и женщинами, прогуливавшимися парами или по трое с шелковыми зонтиками, прикрывавшими плечи. Над их головами кружили голубые певчие птички.
Они вышли из монастыря на луг. Здесь, под огромными дубами-патриархами, погруженные в философскую дискуссию, стояли группы Уборщиков в одеждах пастельных тонов и в чем-то ослепительно-белым под ними. Там находилась и сверкающая белая площадка для оркестра, где для внимавшей им публики мелодично играло на лютне и гобоях трио. Другая группа сидела, потягивая какой-то напиток из золотых кубков, их одеяния падали нарядными, почти скульптурными складками, причем идеальная трава нисколько их не пачкала. Все они были величественными, благородными макроцефалами трехметрового роста. Между ними сновали слуги-веспане в темно-синих туниках, с серебряными обручами вокруг низких зеленых лбов и с подносами на плечах; на подносах лежали груды экзотических фруктов, стояли кувшины с нектаром, прекрасными винами и лимонадом для детишек, весело бегавших неподалеку, играя в прятки и скармливая печенье оленям.
— Табита. Иди сюда и садись, — бодро сказал Брат Феликс, подплывая к скатерти для пикников в красно-белую клетку. — Попробуй вот этого замечательного бургундского, и тебе сразу станет легче, я знаю.
— Мне станет легче, когда я сяду на корабль, чтобы убраться отсюда подальше, — ответила Табита. — Не раньше.
Она стояла, глядя на скатерть. На ней было вино, красное, как рубин, во флаконе из дутого стекла. На ней был деревенский хлеб с хрустящей корочкой, завитки желтого масла, уложенные на влажном зеленом листе, головки сыра, пряные деликатесы и фаянсовое блюдо с прекрасными, сочными сливами. В животе у Табиты заурчало.
Еще минуту назад ей было тошно, но сейчас она поняла, что умирает от голода.
Саския уже стояла на коленях, обследуя копченую лососину.
— Кстаска, — важно обратился к Херувиму Брат Феликс, — что я могу предложить тебе, чтобы освежиться после всех перипетий вашего путешествия?
— Мы не едим и не пьем, — рассеянно ответил Херувим. — Вашего усиленного солнечного света вполне достаточно. — Он пристроил свою тарелку на траве и с легким вздохом откинулся назад, опираясь на локти.
— Капитан Джут, — сказал Брат Феликс. — Табита. Садись же, прошу тебя.
— Садись, Табита, — просительным тоном повторила за ним Саския, с набитым ртом.
— Вы проделали такой долгий путь, — продолжал Уборщик, — и мы так рады видеть вас здесь целыми и невредимыми. Неужели ты не выпьешь с нами стаканчик вина?
Табита посмотрела на сиявшего гиганта.
Он сделал знак пальцем. Полный до краев кубок легко поднялся с земли и завис перед девушкой.
Табита взглянула на него.
Потом протянула руку и взяла кубок.
65
— Я должен извиниться перед вами за кибернатора Перлмуттера, — заявил Брат Феликс, когда они устроились на пикник. — Я знаю, он иногда бывает слишком прямолинейным. Он страшно серьезно воспринимает нашу работу.
Табита оглянулась на серьезные и элегантные фигуры, собравшиеся подышать свежим воздухом в вечный полдень на Хароне. С белой оркестровой площадки доносились мечтательные звуки музыки. Неподалеку, у солнечных часов, стояла группа философов, рассуждавших о природе времени.
— По мне это не очень похоже на работу, — грубо отрезала Табита.
— Наши задачи многочисленны и очень различны, — пояснил их хозяин; он и не подумал обидеться. — Одной из многочисленных услуг, которую мы имеем честь оказывать капеллийцам, является сбор этих замечательных старых кораблей Сансау.
— А сколько их? — поинтересовалась Саския, вонзая зубки в ярко-красный помидор.
— Определенное число, — уклончиво ответил Брат Феликс. — Не очень большое. — И он расправил килт на коленях.
— Вам приходится тратить изрядное количество времени, чтобы их отыскивать, — заметила Табита.
Брат Феликс поднял свои замечательные брови:
— О, мы знаем, где они все находятся. Мы всегда знали, где они. Каждую минуту. Нет, вы меня не поняли, — сказал он, наклоняясь, чтобы взять копченую устрицу. — Это не уборка. Здесь все — не уборка. Как видите. — Он улыбнулся и обвел взглядом собрание. — На самом деле это что-то вроде игры, — признался Брат Феликс. — Ставки против оставшихся кораблей, у которых есть какое-то подобие привода, — астрономические! — Он засмеялся собственной шутке. — Дело в том, что ни одного из них уже не осталось. Мы все забрали.
Небрежным жестом он указал на сто триллионов километров изолированного пространства: девять миров, сорок пять спутников, триста семьдесят один разработанный астероид, несколько сотен разных установок, включая трубы, платформы, колеса, зиккураты и обиталища-ошибки, различные обломки, автономные лаборатории, ангары и полужилые места обитания. Он знал их все, каждый из них в отдельности. И благословлял их.
Брат Феликс сунул устрицу в свой румяный рот:
— Даже у этих ребят на Титане нет оборудования, — продолжал он. — Вот почему они вкладывали все, что можно, чтобы найти какого-нибудь фраска. Вообще-то, это было дело безнадежное. Но ты, Табита… — он нагнулся и жестом доброго дядюшки положил руку на ее запястье. — Ты была настоящим противником.
По дорожке, рука об руку, к ним приближались две одинаковые статные молодые женщины. На них были белые тоги, широкие кожаные пояса с кармашками и венки из виноградных листьев. Брат Феликс окликнул их:
— Сестра Вероника! Сестра Марджори! Присоединяйтесь к нам.
— Приветствуем тебя, Брат Феликс, — сказала одна из женщин музыкальным голосом, пока они шли по дорожке.
— Это и есть твои новые протеже? — спросила вторая.
Они улыбнулись милостивой улыбкой Уборщиков, предназначенной для всех и каждого, и, после того, как всех представили Другу, сели, скрестив ноги и мягко паря рядом с Братом Феликсом, почти касаясь земли.
— Так, значит, это вы фактически выгнали последнего фраска, — сказала Сестра Марджори, угощаясь лососиной с серебряной тарелки.
— Я как раз рассказывал нашим новым друзьям о нашей маленькой игре, — сказал Брат Феликс, становясь еще более веселым, если такое вообще было возможно. Он положил руки в кольцах себе на колени и откинулся назад в воздухе.
Сестра Вероника отсалютовала Табите жестом вежливого восхищения: — «Элис Лиддел» была грозным соперником, — сказала она.