От земли и до небес
Нам с тобою не достучаться.
Как слова на песке,
Всем известная формула счастья.
Максим приглашает меня танцевать, до этого шутливо-строго пригрозив танцующей с Игорем Варьке.
Спето-выпито, люди разные
Закрывают глаза,
Вот осколки от горьких слёз,
Вот обломки веселых праздников.
- Вовка будет? - спрашиваю я, прячась за Максима от назойливых взглядов музыкантов.
- Я его просил. Но что он решит - не знаю, - отвечает Максим. - Лера! Твой отец очень помог мне. Поблагодари его от меня еще раз. И тебе спасибо, друг. На всю жизнь спасибо.
Расстояния и пространства
Измеряя, пытаясь понять,
Ещё год, ещё одна станция,
Там уже нет меня.
От потери и до любви -
Три звонка и одна телеграмма.
Между песней, этой и той -
Пол-комедии и целая драма.
В зале появляется Вовка с букетом садовых ромашек. Свежий, веселый, родной. Он паясничает, падая на колени перед танцующей Варькой, отталкивая Игоря и целуя ее руки. Варька весело смеется и заставляет его подняться.
Чувствую, как слегка напрягаются мышцы плеч Максима под дорогой тканью пиджака.
- Это просто Вовка, - говорю я, осторожно гладя его плечи.
- Я страшный собственник, - оправдывается Максим и делает глубокий вздох. - Я всё время боюсь ее потерять. Знаю, что любит только меня, но боюсь.
- Сашка права - вам не позавидуешь, - вздыхаю я. - Из всего этого, действительно, надо будет как-то выбираться. И я не вижу иного выхода...
- Снова ему исчезнуть? - догадывается Максим, грустно улыбаясь. - Вот сейчас бы я этого не хотел. Пусть всё идёт как идёт. Жизнь рассудит.
- Варь! А можно я обнаглею и спрошу? - говорит Сашка, когда мы с девчонками втроем ускользаем от мальчишек на улицу в беседку. Ту самую, из которой видели тройную радугу в день Варькиной свадьбы.
- О! - Варька поворачивается к Сашке. - Конечно, наглей!
- А почему вы с Максом детей до сих пор не завели? - Сашка с интересом наблюдает за Вариным смущением.
- Понимаешь, - Варя, задрав голову, смотрит на звездное августовское небо. - Это я придумала. До тридцати пожить без детей. Чувства проверить. И всё такое...
- Проверила? - Сашка обнимает Варю.- И как только Макс согласился?
- Он мог не согласиться? - удивляется наивная Варя.
- А он на всё соглашается, о чем ты просишь? - смеюсь я, белой завистью дорисовывая звезды Большой Медведице.
Варя задумывается, потом кивает головой:
- Да. Всегда. Это плохо?
- Это нереально и офигительно! - ахает Сашка. - Половина женщин мира корчится от черной зависти. А все, кто знает Макса, ни за что тебе не поверят. Они уверены, что и дома он тиран и громовержец.
- Девчонки! - хихикает Варька. - Он снаружи твердый, а внутри мягкий. Как... пряник! Ой! Только ему не говорите, что я его так назвала!
- Тысяча доларов в месяц - и я нема как рыба! - клянется Сашка, положив руку на сердце.
Сашка - совесть нашей дружной компании. Лет пятьдесят назад она была бы и комсоргом, и старостой, и культсектором, и комиссаром.
Дорисовываю Ковш и задумываюсь. А мальчики кто тогда?
Итак. Варька - душа. Сашка - совесть. Вовка - сердце. Максим - разум. Игорь - честь, благородство. В том смысле, который вкладывали в это слово лучшие представители русской интеллигенции.
А кто я? У меня нет ответа на этот вопрос. Вернее, есть ответ: я не душа, не совесть, не разум, не благородство.
В два часа ночи охрана Игоря развозит нас по домам.
Сижу на полу возле чемодана. Долго смотрю на горящий огнями ночной город и молчащую телефонную трубку.
В три часа ночи раздается звонок.
- Не спишь? - бархатный голос отца кажется таким же черным, как и эта ночь.
- Жду, когда ты позвонишь, - бодро отвечаю я, совершенно не чувствуя этой бодрости.
- Приятно слышать, - бархат превращается в шелк.
- Ты позвонил в три часа ночи поболтать? - усмехаюсь я.
- Нет. Я позвонил спросить, сдержишь ли ты свое слово, - шелк исчезает, я чувствую холодную кожу.
- Я благодарна тебе за помощь, - начинаю говорить я.