— Ясно. Но тут, можешь быть уверен. Все подсчитано и учтено… Лучше ответь, люди готовятся?
— А то… — усмехнулся ротмистр. — Почитай, с момента вашего "отъезда". К январю, как и оговорено, будут из них толковые мастера…
— Вот и славно. По поставкам вопрос решим особо, как время подойдет. Но первым делом, непременно должны идти рамы и накопители. Это даже не обсуждается, — я постучал пальцем по еще одному документу, где высказывались предложения по изменению очередности поставок деталей для будущего сборочного производства.
— Ясно. Передам, — коротко кивнул Мстиславской.
— Что по кораблям? Я не видел здесь письма от Лейфа.
— Насколько я знаю, суда сопровождения будут готовы. Совет Арконы дал добро. А Лейф… он не стал писать, поскольку опасается…
— Лейф? Опасается? — я неприятно удивился. С другой стороны, учитывая взрыв дирижабля… Можно ли было рассчитывать на что-то иное? И все-таки, все-таки… Больно.
— Нет-нет, Виталий Родионович, вы не поняли! — явно заметив, как я посмурнел, тут же воскликнул ротмистр. — Круг предложил ему возглавить конвой, Лейф отказался… дескать, не с его опытом в хевдинги лезть… Ушкуйники надавили, а Белов-младший упрямством, говорят, весь в отца. В общем, я с Руяна уезжал, они все еще бодались. Вот он и не стал писать, опасаясь, что вы его силой заставите командование принять. То он сам мне сказал…
— Правильно сказал, — прищурился я. — Кому конвой вести, как не человеку, что облазил все проливы и протоки округ Нордвик Дан? Ни у одного ушкуйника нет такой совершенной системы скрыта, как на Варяге, никто из них в те воды, кроме как обычным караванным путем, да в охране ганзейских судов, соваться не отваживался, даны таких ухарей живо ловят да на реях вешают. А тут, наш бравый контрабандист, который уже шесть лет сторожевики датчан вокруг пальца обводит, видите ли, побоялся привести в порт честный караван? В общем так… Я напишу Лейфу письмо, чтоб не дурил, а ты, Ларс Нискинич, уж будь добр, постарайся передать его в самом срочном порядке. Добро?
— Разумеется, Виталий Родионович, — с готовностью кивнул Мстиславской.
— Ладно, с этим, вроде бы, тоже разобрались. А теперь, о главном, — помолчав и успокоившись, проговорил я. Мстиславской подобрался. — Завтра, я отправляюсь в посольство Нордвик Дан. Приглашение у меня на руках. Так что, надеюсь, в ближайшее время все решится.
— Замечательно, Виталий Родионович. Как вы говорили: выходим на финишную прямую? — улыбнулся в ответ ротмистр. — Когда пришло сообщение, о предстоящей вам поездке в Вену, предположения были именно такими. И у нас есть предложения по поводу дальнейшей связи. Сновать под носом у венских ищеек и французских соглядатаев, последнее дело, поэтому поступим иначе…
— Хм?
— Завтра, сразу после визита в посольство, вернетесь сюда. Если переговоры пройдут успешно, можете собирать вещи и отправляться обратно в Инсбрук. Если же что-то пойдет не так, и переговоры с данами затянутся, съезжаете отсюда в, прости господи, "Захер Отель".
— А связь?
— Виталий Родионович, ну что тут странного, если проживающая в "Империале" дама, будет слать вам письма с просьбами о встрече? — пожал плечами Мстиславской.
— О, теперь понятно, — протянул я и, задумавшись на минуту, уверенно кивнул. — И в самом деле, нет ничего необычного в том, что приехав в Вену я, первым делом, встретился со своей дамой сердца, а после выхода в свет, то есть визита в посольство Нордвик Дан, дабы не нанести урона ее чести, вполне официально въехал в этот самый "Захер"… Все всё понимают, но никто ничего не видел и, соответственно, никто не обвинит в распущенности. Но почему именно "Захер"? Ну и названьице… Неужто, нельзя было подобрать что-то другое?
— Можно. Но, это самый фешенебельный отель в Вене, а вам… — развел руками ротмистр.
— Надо поддерживать репутацию выпнутого в эмиграцию выскочки, нежданно разжившегося титулом, — закончил я за него недосказанную часть предложения.
— Выпнутого? — удивился Мстиславской. — Право, Виталий Родионович, сколько с вами общаюсь, все время узнаю какие-то новые, совершенно невообразимые словечки и фразы.
— Это ты еще не слышал, что я говорю, когда роняю на ногу что-нибудь тяжелое, — вздохнул я.
— Зато наслушался рассказов о вашем красноречии от моих пластунов. Солдаты до сих пор восторженно отзываются о тех высказываниях, что им довелось услышать на лесном испытании… — улыбнулся ротмистр.
— Хм… Лес, что ты хочешь, Ларс Нискинич? — я смущенно пожал плечами. — Мы ж там, чуть не одичали, право слово.
— Полно вам, Виталий Родионович, — отмахнулся Мстиславской. — На фронте, я, порой, и сам этакие коленца загибал, что потом самому стыдно вспоминать было…