— Ну что, други мои, пора начинать? — ударил себя по коленям Шуйский, встал, разгладил бороду и демонстративно извлек из ножен саблю. — Все знают, что им делать.
Еще два дня тому назад люди Шуйского прошлись ночью по Москве и пометили все дома, где проживали немцы и поляки, а также те, кто им благоволил. Большая работа была проделана быстро и качественно и теперь князь Куракин, который и должен быть среди толпы москвичей и направлять ее, точно будет знать кого трогать в ходе бунта, а кого и не стоит. Конечно же, подобным образом Шуйский и его люди решали и собственные задачи, стремясь убрать тех худородных бояр, которых приблизил к себе Димитрий, ну и поквитаться кое с кем из знатных людей. Кого наказать за отъем земли, кого и за худое слово, или за то, что громче всех кричали о необходимости казнить Василия Шуйского еще после январского покушения на Димитрия.
17 мая 1606 года.
— Что за хрень! Присниться же! — сказал я, стараясь растянуться на кровати, как это обычно делал. — Не понял!
Потянуться в кровати не получилось, так как мое положение было чуть ли не полусидя. Подушка… одеяло… ортопедический матрас… После окончания службы и ухода в «гуси»-наемники, я уже почти что привык спать в комфорте. А тут…
— Что за хрень, я спрашиваю? — выкрикнул я под колокольный звон.
— Для чэго ние спишь? — раздался голос с левого бока.
— Вот те на! Ты кто? — опешил я, рассматривая ту, с которой я провел ночь…
Не помню ничего. Знаю одно, что я не мог напиться так, чтобы забыть все и вся, не принимал я никогда и разного рода веществ, чтобы такой эффект поймать. Так что же?..
И эта девка… фигурка ничего такая, но на лицо, да и не только… не в моем вкусе, хотя хотел бы я посмотреть на того извращенца, у кого такой вкус. Так и распирало спросить, где она рассаду на волосы брала, что такая растительность и на ногах и не только.
— Не позншь мни? — задала вопрос… а кто все же задал этот вопрос?
— Ну, прости, если ты понимаешь меня, ты же полька? Давай так, ты сейчас в душ и я тебя отвезу, куда скажешь! Если что не так, не обессудь! — сказал я и почесал свой шрам на груди.
Это было ранение, когда пуля прошла в сантиметре от сердца и у меня выработалась навязчивая привычка чесать то место, особенно, когда я пребывал в растерянности или смущался. Это было редко, но сейчас имело место. Девушка была той, которую явно я выбрать не мог, тем более, что только недавно начал встречаться с Наташкой — нормальной женщиной, могущей стать матерью для дочки Алисы, если ей вообще нужна еще мать, взрослая уже. И такой вот апломб.
— Что за хрень? — я повторил свой главный вопрос. Шрама не было.
Начиная себя ощупывать, я понимал, что тело не мое.
— Кто ты такая и что происходит? — с металлом в голосе спрашивал я.
— Звариовалашь? Естем твое жона, Марина! — девушка недоуменно на меня уставилась.
— Это кто еще должен удивляться? — пробурчал я, наблюдая ошарашенную реакцию той, что только что обвинила меня в сумасшествии и заявила, что моя жена.
Итак, тело не мое, это я уже понял, проверив некоторые особенности именно что моего организма. Кровать не моя, потолок… деревянный, стены оштукатурены и размалеваны какими-то замысловатыми узорами, посреди комнаты колона. Трусов нет…
— Ну, все, хорош! — крикнул я, надеясь, что сейчас выбегут те, кто все это устроил, и мы посмеемся над розыгрышем.
Ага! И тело чужое — это тоже розыгрыш?
— Димитрий, не познае це, — назвавшаяся Мариной, подгребла материю, которая, видимо, была одеялом, прикрылась ею и вскочила с кровати.
— Не поверишь! Я тебя тоже не узнаю! Да и не Димитрий я! — с улыбкой сказал я.
Как там, у кого-то из великих? Я спешу посмеяться над всем, иначе мне придется заплакать? Плакать я не собирался точно, позабыл, как это делается. А посмеяться, я горазд. Смех, он снимает напряжение.
— Замкни се бо нас забие кеды доведца цо ты ни естес Деметриудшем, — Марина подошла ко мне близко и шептала прямо в ухо.
Смысл сказанного был в том, чтобы я не трепался, что не Димитрий, иначе нас убьют!