А потом мы уснули. Банально, лежа рядом, но не смея прикасаться друг к другу. Я опасался себя же, что сорвусь и все-таки сделаю то, зачем вообще привели сюда девушку. Ефросинья… а вот она украдкой, но пару раз чуть прижималась ко мне. Но ведь дочка моя вот ровно в этом возрасте, может на год даже старше…
Я решил, что эта девочка, все более и более напоминавшая мне дочь, останется под моей защитой. Понятно, что это чистой воды сублимация, я скучаю по дочке, бессилен что-либо сделать, как-то поучаствовать в ее судьбе, потому я хочу помочь этой девчонке.
Вместе с тем, женщина мне нужна. И чего я убил Марину? Пользовал бы ее сейчас, как хотел я и как не мыслилось ей. Но, нет, правильно, ибо эта стерва подняла бы крик и даже Басманов мог переменить свое решение бежать. Бесы, вселенные в людей, тут, если судить по разговорам, как будто просто постоянное и неотъемлемое явление. Батюшки в церквях десятками изгоняют. Вот и меня бы изгнали. А может и изгонят? В церковь завтра нужно сходить, обязательно, я же истинный православный христианин, хотя тут слово «православный» не так, чтобы часто употребляют, чаще именно что «христианин», ибо вера наша праведная, а остальные от Лукавого. А завтра воскресенье.
Глава 7
4 июня 1606 год.
Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Это одна из множеств поговорок, которая говорит о том, что строить планы — то можно, но даже продуманные действия далеко не всегда, да что там, редко, претворяются в жизнь согласно желанию.
Я хотел уже выдвигаться. Чего ждать далее, когда пришли верные мне войска. У меня уже, даже без казаков, больше восьми сотен бойцов. Думаю этого достаточно, чтобы отбиться от любого отряда, что будет послан за мной вслед. Но насколько многими бойцами я располагаю, чтобы вообще оказывать системное сопротивление Шуйскому? Мало, очень мало, а больше и непонятно, откуда брать. Нет, соображений немало, но так, чтобы целый полк и три роты наемников пришли и поклонились?..
И я, окрыленный новыми вводными сразу же повелел готовится к выходу. И меня не ослушались. Я же не уточнил, что предположил, что подготовка к переходу до Тулы займет два-три часа, а не день-два, а то и три. Стрельцам нужен был отдых, причем не один день, нужны припасы, за которым нужно отправить в ближайшие деревни и села, так как в Кашире все, что можно, было подъедено. И сегодня уж точно никто никуда бы не ушел, ибо Воскресенье.
Наверное, это был мой второй самый сложный день в этом времени. Днем ранее пошел в баньку, пусть чуть не помер от угарного дыма оттого, что баня топилась без каких-либо труб. Вроде бы это называлось топить «по — черному», но еще и вениками меня знатно отходили. Ранее, в своем времени, я, бывало, ходил в сауну, но только для развлечения и не то, чтобы фанател от парилки, но что истинного удовольствия я не ощущал, а тут угарный газ, да.
Ну а после бани приложился я к медам. Это же иезуитское коварство! Пьешь, пьешь, голова не шумит, ничего не предвещает, сладенько, а потом… ноги не идут и в голову резко хмель приходит. В грязь лицом я не упал, на лавке ну уснул и ничем иным достоинство не уронил, но назавтра было плохо.
А утром, в воскресенье, обязательная церковная служба, пропустить которую просто невозможно. Я же православный царь! Народ должен был видеть государя в храме, пусть этот храм и деревянный и не вместил и четверти от количества желающих.
Как же поп фальшивил! Какой при этом у него зычный голосина! Он же еще пуще прежнего старался все более громко вести службу, словно именно в громкости вся святость действа. Голова трещала, свечки чадили, ладан раздавался избыточным ароматом. Наверняка, батюшка использовал и годовой запас редких благовоний и, вернее всего, спрятанное на светлый день.
Пережил и это, хотя, должен признаться, в некоторой степени я проникся. Атмосфера искренней веры, абсолютной, всеобщей, истово молящиеся люди… Это пронемало, делало причастным. Не будь вчера злоупотреблений, — эта служба мне могла бы и понравиться. Видеть такого в своем времени не приходилось. Там все больше исполнение обрядов, мало, действительно верующих людей, на которых и смотрят, словно на сектантов.
Испытания, начавшиеся в пять часов утра в церкви, продолжились сразу после воскресной службы.
В лихие девяностые я был еще слишком молод, чтобы вникнуть и стать частью той системы, что всегда была в тени государственной, то усиливаясь, то, напротив, теряя свое влияние на государство. Походил, как тогда называли, «быком», но попал в армию и вся моя буйность резко нашла применение. Не силен я был в понятиях, всякого рода правилах терок и разводов. Но образ и маломальское понимание сложилось. Так вот, все что я увидел утром 4 июня, именно такими вот разборками и было.