— Ксения разродится дитем тем и пойдет в монастырь, а тебе с грехом жить. Бог не простит. Отвадил Господь убивц раз, второй не пожалеет. Вертай быстрее престол, да меня подле себя ставь, аль вышли людей, кабы забрали. Где я нахожусь, ты знаешь. То еще одна проверка станет, что ты есть суть ты, — Лука закончил читать и казался ни живым ни мертвым.
И в тот момент я, почему-то, даже не подумал о, что ребенок, если он таковой есть, не мой, что он того, Лжедмитрия, что я вообще человек не из этого времени.
Я очень щепетильно относился к детям. Дочка, может и росла избалованной потому, что я отдавал ей всего себя, или все то, что от меня оставалось после работы. Деньги, шмотки, элитная гимназия, — все было у нее. И я понимал, что так нельзя, но делал. Дочь… я верю, что еще вернусь. Не знаю, как, но вернусь.
И теперь еще один ребенок.
«Значит, Ксения! Мой ребенок! Скотина я, не то, что охальник!» — думал я, расхаживая по горнице, позабыв и о болях и об усталости.
Глава 15
6 июля 1606 года.
— Ты, курва, повеления моего ослушался? — кричал Александр Лисовский на казацкого десятника. — Грабить селян без росказу? [польск. приказу].
— Не губи, батько! — взмолился запорожский казак Улас Убогый. — Бесы спутали, отслужу верой и правдой.
— Зжух, — взвизгнула, резко вспорхнувшая сабля-баторка Лисовского, и голова казацкого десятника повисла лишь на ошметке кожи.
Лисовский раздосадовано сплюнул. Опять не удалось с одного удара аккуратно срубить голову. Нужно еще тренироваться, но сегодня не хватило для пущего эффекта лишь чуть.
— Лютуе наш батько Лисовчик, — бормотали казаки, и им вторили литвины, что первоначально прибыли с Лисовским, получившим уже у Димитрия Могилевского чин полковника.
— Так по чести. Говорено же было, кабы на грабеж шли токмо с позволения полковника. У нашего войска особая стать, без порядку нам никак, — говорили иные бойцы большого отряда Лисовского.
Говорят, что лучшее из нового — это забытое старое? Не всегда, но относительно того, что создал еще молодой мужчина Александр Лисовский, вписывалось в канву озвученной мудрости. Его большой отряд, а, по сути, два спаянных полка, если считать по численности полков стрельцов, насчитывал более тысячи конных. При том, что лошадей в отряде было более трех тысяч. И ни одной телеги, даже старые или невыносливые кони отсеивались, ибо не выдерживали жесткий ритм передвижений и боестолкновений. И в такой мобильности было большое преимущество Лисовского, заменявшего своим отрядом чуть ли не армию.
Александр Лисовский, вдруг, стал не нужным в стане рокошан Зебжидовского. Не то, чтобы его выгнали из войска противников короля, он сам ушел, уже потому, что не было там воли. Лисовский начал действовать своим отрядом в шесть сотен конных так, как видел это наиболее эффективно. Быстрые удары и молниеносные отходы. Несколько заводных лошадей, чтобы гарантировано уйти от любой погони. Никаких телег, только самое драгоценное на лошадях. Ну, и смерть… После Лисовского оставалась только выжженная земля. Так что такие методы ведения бескомпромиссной войны не поощрялись в стане конфедератов-рокошан. А король и вовсе объявил Лисовского преступником [нечто схожее с описанием имело место. Лисовский принимал участие в рокоше Зебжидовского, но ушел к Лжедмитрию II еще до его завершения].
Получалась такая парадоксальная ситуация, которая могла иметь место быть только в Речи Посполитой. Те, кто воюют с оружием в руках против короля, по сути, действуют в рамках закона. Вопрос возникал только как именно воевать и тогда методы Лисовского порицались. Но Александр нашел место, где смог развернуться со всей широтой — Русь.
— Батько! В пяти верстах войско московское! — сообщил прискакавший казак.
Именно казачество в отряде Лисовского отвечало за разведку. Часть поляков, что первоначально пришли с полковником, не удосужились выучить русский язык, не могли общаться с местным населением. Лисовский русский знал, но долго жил в Литве.
Лисовский уже неделю лютовал на коммуникациях немалого московского войска, что вышло из Брянска в сторону Стародуба. Немало обозов и отдельных отрядов удалось разгромить, конечно, в перерывах между грабежами. Воевода Иван Семенович Куракин почти не получал подкреплений, несмотря на то, что оно отправлялось. Были разгромлены городовые казаки из Курска, Орла, две роты немецких наемников из Москвы.
И Александр Лисовский понимал, что где-то рядом должно находиться основное войско московитов.