Стол размещался сразу возле двери, справа. Рядом стояла большая тумба с деревянной хлебницей на верхушке. Каждая стена могла похвастаться широкими навесными шкафчиками, которые висели даже рядом с подоконником. Они практически закрывали окно, занавешенное парусом серебристой тюли с тяжелыми кистями. Слева, на громоздком поддоне белел кривобокий умывальник. Дальше плита, старенький холодильник "Арагац" и несколько цветков в большой каменной вазе.
Над окном висело большое распятье Христа, украшенное двумя украинскими вышивками – "вышиванками". К нему и подошла старуха. Она трижды перекрестилась, поклонилась и прошептала короткую молитву. Затем вытащила из-под стола черное покрывало и завесила распятье, зацепив непроницаемую ткань за специальные гвоздики на стене.
– То, что мы делаем, – объяснила бабка, – богу противно. Потому пусть не смотрит.
Иштван пожал плечами. Его сейчас не интересовала теология. В мыслях вертелся полный золота чемодан, взгляд остановился на запечатанной бутылке водки, стоявшей в самом центре стола.
– Хочешь? – ведьма проследила направление взгляда.
Слесарь взглотнул и покивал.
– Нельзя, – пригрозила узловатым пальчиком старуха. – Водка для дела нужна.
Мозговой вздохнул и рассеянно поерзал на стуле. Разводной ключ он прислонил рядом с ножкой. Так, чтобы в любой момент достать. Он помнил приказание – "убить во время колдовства!". Но сейчас герою совершенно не хотелось этого делать.
"Что мне какая-то дряхлая баба? – размышлял он. – Хапну чемодан – и в Турцию. А там ни один бог не найдет…"
– Кого приворожить надыть? – еще раз спросила ведьма. – Волосы принес?
Иштван сообщил, что волос нету, недавно облысел почти.
– Вон, только на затылке немного осталось, – пожаловался он.
– Еще за десять процентов души сделаю тебе пышную шевелюру, – пообещался старуха. Она сумела разглядеть в посетителе не слишком умного персонажа. Откуда же ему знать, что необходимы локоны той, которую надлежит заколдовать. – Берешь густую челку в обмен на десять дополнительных процентов?
Слесарь не согласился.
"Двадцать процентов – не десять, – прикинул он. – Лучше пусть десять возьмет. А то кто ее, ведьму паршивую, знает? Вдруг наколдует что против меня?"
– Тогда давай своей девицы описание, – старуха не стала уговаривать позднего клиента. – Да побыстрее давай. Поди, час ночи уже, до первых петухов недалеко.
Иштван перевел дух и начал в деталях, со вкусом, описывать внешность Людки-продавщицы. Другого кандидата на пьяную голову не нашлось.
Ведьма что-то забормотала. В ее груди клокотали приглушенные хрипы. Монотонное дребезжание, побулькивание, визгливые басы… Голос оказался настолько страшным и потусторонним, что слесарь даже положил ладонь на рукоять разводного ключа. Зашуршала бумага.
"Неужто бесы у нее внутри шевелятся? – думал Иштван, прислушиваясь к страшным хрипам старухи".
"Проклятая астма, – думала ведьма".
Бабулька вскинула руки в ритуальном жесте и повернулась к слесарю спиной. Она поклонилась каменной кадке, отвесила поклоны каждому цветку.
Слесарь вдруг разглядел, что головка каждого цветка имеет форму хищного рта. Полные губы пошло приоткрывались, из-за бутонов выглядывали угольно-черные пестики.
Миролюбивое настроение как ветром сдуло. Герой почувствовал, что не только готов убить старуху, но и размозжить каждую ее дряхлую косточку.
– Это что за цветы такие? – пробормотал он.
Ему не ответили, лишь приоткрылось распятье, когда темная ткань сползла с одного гвоздя. Христос угрюмо посмотрел на слесаря.
– Убить? – глухо спросил у распятья Иштван, но Иисус не ответил.
Бабка тем временем вовсю размахивала руками над каменной вазой. Ее голос огрубел и совершенно не походил на женский. Посетителю показалось, что перед ним самый настоящий демон – выбрался из Преисподней и оделся в шерстяной свитер, косынку и валенки.
Один из цветков вдруг вытянулся в струнку, словно солдат. Листики затрепетали на невидимом ветру. Иштван вскрикнул.
Не дожидаясь окончания ритуала, слесарь размахнулся увесистым разводным ключом. И обрушил его на макушку ведьмы.
Старуха оглушительно закричала множеством голосов. Из разбитого черепа выплеснулась темно-бурая жидкость. Разбитые мозги окатили героя, брызнули на белоснежные стены и на цветные вьетнамские обои.
Бабка упала на колени, ухватившись руками за кадку. Ваза перевернулась и цветы, вперемешку с землей, покатились Иштвану под ноги. Головки цветков заплескали лепестками и листиками, будто в попытке взлететь. А ошалелый от ужаса и содеянного, слесарь давил их тяжелыми резиновыми сапогами.