Разглядываю тускло мерцающие стены. Они исполнены из настоящего дымчатого хрусталя. В нем плавно колеблются неуловимые тени. Кажется, что за тонкой преградой обитают бесплотные духи будущего. Они вертятся над вашей головой, проскальзывают совсем рядышком, у самой щеки. Грозят наброситься, ударить тяжелым обухом грядущего.
На длинных магипластиковых полках поблескивают большие круглобокие сосуды. Они также изготовлены из прозрачного стекла. И в них равномерно пульсируют какие-то разноцветные шарики. На каждом сосуде так и написано: "Дух будущего. Инвентарный номер такой-то…". Вот это да! Не успел я подумать что-либо о мелькающих в стенах видениях, как тотчас встретился с ними в реальной жизни.
– Ты прав, странник, – замогильным женским голосом вдруг сообщает большой трехместный диван, обитый зеленой тканью. – Всякыи, кто приходит сёда, невзначай получоет малую возможность – предвещать сабытия.
Я не раз общался с говорящими предметами. Но еще ни у кого не слышал столь странного диалекта, коверкающего слова.
– Спасибо за подсказку э-э-э, – верчу головой, потому как не думаю, что говорит действительно мебель, – уважаемая…
– Пифия, – помогает мне диван. Над ним вдруг появляется рыжая макушка женской головы. В волосах заплетена маленькая серебряная тиара в виде связки дубовых листьев.
Девица томно сползает с "належанного" места и приближается. При виде ее отступаю на шаг и упираюсь спиной в закрытую дверь. Эквитей ощутимо сглатывает, но остается на месте. Ему-то что? Он с древней старухой спал – еще не к такому привычен.
"Красавица", расплескавшая тощие и невероятно обвислые груди по бокам, будоражит воображение. У нее прыщавое лицо, щедро усыпанное веснушками. На искривленном носу, торчащим куда-то вбок, на стену, сидит здоровенный розовый чирей, полускрытый дужкой роговых очков с толстенными линзами. Маленькие поросячьи глазки смотрят на нас выпученными глазными яблоками, расчерченными кроваво-красными прожилками. Рот у девушки едва заметен, губы напоминают тончайшие паутинки.
Девица практически обнажена. Вернее, обнажена выше пояса – обвисшая грудь колеблется, то прикрывая заросший рыжими локонами глубокий пупок, то ударяя пифию по костлявым бокам.
Из-под шелкового платья выглядывают тонкие полусогнутые ножки, которым позавидовал бы самый последний богомол. На пальцах ног, спрятанных в каком-то подобии открытых сандалий, виднеются кривые желтые ногти. Надо еще отметить, что ноги поросли густыми волнистыми волосами золотисто-рыжего оттенка.
Описываю эту поторочу так детально потому, что просто не нахожу слов приветствия. Король тоже хранит молчание, изо всех сил старается и корчит приветливую мину лица.
– Приятное сегодня второе утро, – выдыхаю и стараюсь не хлопнуться в обморок, – глубокоуважаемая пи…
– Чо, видок мой не нравитсё? – девица упирает руки в боки. Мне кажется, что костлявые кулачки сейчас с грохотом ударятся о прямоугольные бедра. – Чаво тогда припёрлися, увалени?
– За гаданием, понятное дело, глубокоуважаемая, – предполагает Эквитей. Я молча соглашаюсь с ним. Зачем этой веснушчатой "Белоснежке" знать, что мы к ней случайно забежали? Еще вытурит обратно в главный коридор. А там поздравительная толпа и демоницы с помадой на трусиках.
– Вот думаишь, почаму я страшная такая? – шипит рыжая и надвигается на меня. – Вот не ври тока, думал ведь, думал, а?
Она невероятно близко, почти прижимается к моему подбородку прыщавым лбом. Фокусирую глаза на россыпи черных угрей между кустистыми бровями. Затаиваю дыхание, потому как пахнет от девицы приторным веянием каких-то малоприятных духов. Хорошо, хоть потом не воняет.
– Думаишь ведь? – она приподнимает голову, и я лицезрю увесистые мешки под ее глазами. – А?
– Думаю, – киваю головой и размышляю, не накликал ли еще одну беду на свою голову.
– Вот! – восторженно восклицает девица. При этом она счастливо визжит и подпрыгивает, оглушительно шлепая сандалиями. Передо мной появляется то обвисшая морщинистая грудь, то рыжие патлы. – Первый чаловек, каторый мине это сказал!
– Неужели? – чувствую себя мерзейшим уродцем. Это же я стал первым неджентельменом, кто посмел сказать такое в глаза "прелестной даме".
– А то! – орет создание, преданно пялясь на меня. – Я как толька в этот ваш мир попала, сразу паняла, што-та не так! Все ко мне "глубокоуважаемая", "милая", "радость вы наша". А в прошлой жизни толька шваброй и называли…