– Я игнорировала твои чувства и желания, Драко. Я неумышленно заставила тебя чувствовать боль. Но это мой взгляд на создавшееся положение. Ты – мой сын. Ты – лидер и гордость нашей семьи. Ты богат, знатен, наделен властью. Но думаешь лишь о нем, о Гарри Поттере, мальчике, который не дает тебе подняться и стать собой. Я знаю, что так получилось, что ты и он связаны почти так же сильно, как братья-близнецы. И я забочусь о Гарри. И не хочу причинить ему вред. Но ты и твое благополучие – всегда будут не первом месте. Твоя честь, репутация и жизнь более важны для меня, чем твоя связь с Гарри. И, возможно, я не поступила бы подобным образом, не будь ты так к нему привязан. Я только хотела спасти тебя.
– Моя жизнь не подвергалась опасности, мама, – ответил Драко, собирая всю свою храбрость, словно готовясь к схватке.
– Она была и есть, Драко, но я знаю, что любая попытка остановить тебя на этом пути разрушения и падения – бессмысленна.
– Ты не права, – усмехнулся он. – Ты пытаешься найти оправдания своему поведению. Но это не сработает.
– Ты помнишь историю Авроры Хэйдин? – мягко спросила женщина, не поднимая глаз.
– Какое отношение она имеет к нам? – глаза Драко опасно сузились, он решил, что мать пытается уйти от темы их разговора.
– Напомни мне эту историю. Я обещаю – это имеет значение.
– В 1549 году Джеффри Гордон убил ее брата, чтобы отомстить за своего отца, и она напала на него. Началась дуэль. Ей почти удалось победить, но неожиданно Джеффри пробил ее защиту. Победа свела его с ума, яростная схватка возбудила его. Он сломил последнее сопротивление и изнасиловал Аврору. Она не могла сопротивляться. Ее магия была исчерпана. После этого семья Хэйдин объявила кровную месть Гордону, и началась война. Хэйдины пытались спасти Аврору, но она сошла с ума. Лучшие целители ничего не смогли сделать, и в 1550 году собственная, оставшаяся магия Авроры убила ее. Последний из Гордонов пал в 1564, убитый последним Хэйдином.
– Хоть кто-то из магов, испытав изнасилование, смог выжить?
– Нет. Аврора стала единственной, кто вообще смог прожить хоть какое-то время после этого, – Драко нетерпеливо, раздражаясь, взмахнул рукой. – И какое отношение имеет эта старая история к тебе, игнорирующей мои желания и действующей против меня?
– Не против тебя, Драко… – Нарцисса, казалось, дрогнула, и Драко почувствовал, как по сжавшемуся желудку начинает разливаться страх. Почему мать так смотрит на него?.. – Драко, помнишь, мы обсуждали, почему Гарри так странно ведет себя? Почему он так боится?
– Нет! – Драко вскочил, сжимая кулаки. Магия плащом взвилась вокруг него, послушная его гневу и ужасу. – Ты зашла слишком далеко!..
– Семья Гарри издевалась над ним, когда он был ребенком… А когда ему исполнилось шестнадцать… его дядя…
– Замолчи! Не произноси этого! – простонал Драко, сквозь сжатые зубы. – Замолчи!
– …его дядя подсыпал ему наркотик, чтобы обездвижить тело и заглушить магию, и изнасиловал его, – закончила Нарцисса шепотом.
– НЕТ! – заорал Драко, и магия огненным смерчем поднялась вокруг. Но он был глух к крику матери; слеп к разрушениям вокруг него.
Забытые воспоминания расплавленной лавой хлынули внутрь. Сначала все, что он мог разобрать, были мгновения одиночества и отголосок странной мелодии: пение ангела и жалобный плач фортепьяно.
…Крики боли, отчаяние, смирение, смерть….
…Зеленые глаза, блеклые и пустые на мертвом лице; тело, послушное приказам, словно принадлежащее марионетке.
…Те же глаза, но с проблеском интереса, изучающие его в течение минуты, чтобы затем надолго закрыться…
…Он вспомнил как пел, открывая душу и сердце, в отчаянной попытке излечить падшего ангела, лежащего перед ним. Он не мог вспомнить слов, не мог даже вспомнить, помогло ли это…
Но как только эти осколки сложились в точную картинку, они были смыты другими, ясными, солнечными воспоминаниями. Его малыш, смеющийся с ним, играющий, купающийся, сидящий рядом за столом, прячущий слезы в его плечо, нуждающийся в нем, обнимающий его, любящий…
…Малыш, разглаживающий его волосы своей магией, оплакивающий его, когда он ушел, прижимающийся к нему, перед тем, как заснуть…
…Его Гарри, изуродованный мерзавцем и улыбающийся сквозь всю свою боль только потому, что иначе может расстроить Драко… Гарри, наполнивший его сердце простой радостью, которой до этого Драко никогда не знал; Гарри, испытавший ужас и боль, но одаривший Драко любовью, более чистой и могущественной, чем тот когда-либо испытывал. Его малыш, сумевший подняться и расправить крылья, вернувший магию и научившийся противостоять боли и ужасу мира, открывший сердце для него и папы, поверивший им, подаривший самое драгоценное из всех сокровищ этого мира – безоговорочную любовь.
Даже сейчас Драко мог чувствовать ее, горящую в его груди крошечным солнцем, мог чувствовать жар, и волшебство, и силу, которую до этого Гарри скрывал из страха и ненависти к самому себе. Но теперь все это вырвалось на свободу, укутывая надежным коконом любви Драко и Северуса.
И в этот миг Драко почувствовал, что малыш где-то совсем близко, притянутый его магической вспышкой. Гарри шел к нему, через пламя и падающие обломки стен, мягко, но упорно прокладывая путь собственной, намного более мощной, чем когда-нибудь будет у самого Драко, магией.
Драко ожидал, что он упрекнет его и остановит, но Гарри ничего не сделал. Их глаза встретились, и Драко увидел беспокойство, любовь и понимание в изумрудной глубине. Гарри не пугала его ярость и рвущаяся наружу магия. Он просто не позволил бы Драко остаться сейчас одному. И встал рядом, спокойно ожидая, когда Драко выплеснет из себя гнев.
И тогда Драко закричал, вновь отвергая то, что услышал.
Оскверненный!.. Этот ангел, смотрящий на него так открыто, не подозревающий о злодеяниях, которые вернуться к нему через пару недель…
Черные спутанные волосы, так легко обижающиеся губы, неуклюжие очки, неспособные сдержать блеск изумительных глаз. Хрупкое тело, столько испытавшее и преодолевшее. Драко был выше, тяжелее и сильнее, и все же Гарри был более закален внутри. Кому, как ни Драко было знать, что хранит сердце Гарри Поттера? Сердце, где не было места злобе и жестокости, где не копился яд прошлого. Он восхищался сердцем малыша, настолько большим; мыслями, спокойными и чистыми. Ничего не замутняло их: ни проклятия, ни месть, ни обиды… Гарри нужно лелеять, любить и защищать, потому что те же самые эмоции, которые делают его сильным и необыкновенным, делают его хрупким и ранимым.
Оскверненный!
Это богохульство! Это немыслимо! Это несправедливо! Только не Гарри, не его малыш! Боже…
– Рей, – Гарри подошел совсем близко, и его маленькие ладошки мягко коснулись щек Драко, который мог только смотреть, оцепенелый, пораженный ужасом, он мог только смотреть на того, кто стал для него миром, на того, чья душа была убита и непонятно как задержалась на самом краю, удерживаемая несгибаемым духом и израненным телом.
Магия Драко утихла. Не потому, что он успокоился, но потому, что больше не осталось сил. Он был опустошен. Не осталось ничего, кроме тепла Гарри, продолжающего согревать сердце в груди.
– Рей, – снова позвал Гарри, беспокойство и страх наполнили его голос, но его любовь обволакивала и укутывала Драко, предлагая комфорт и спасение.
Гарри вытер тихие слезы с лица друга и посмотрел в бездонные серые провалы глаз. Живые и лукавые обычно, они сейчас стали глубже и мудрее из-за боли и ужаса.
– Это был плохой человек? Рей?..
Молча, исходя внутри души и сердца криком, Драко медленно разжал руки и выпрямился. Длинные, изящные пальцы легли поверх пальцев Гарри, лежащих на его щеках. Не прерывая контакта, большие пальцы Гарри стерли слезы с бледных щек. Пальцы Драко нежно сжали смуглые ладони и потянули вниз, между их телами, так, чтобы они легли на его грудь. Глаза Гарри расширились, и он полностью накрыл сердце Драко ладонью, чтобы не пропустить ни одного удара.
Зеленые глаза ни на миг не отрывались от серых. Драко почувствовал себя слишком маленьким. Тело слабело. Внезапно он понял, что ему снова шестнадцать, с той поразительной ясностью, словно он никогда и не подвергался заклятию, никогда не терял память… Он все знал о смерти. Вглядываясь сейчас в лицо малыша, он знал, что может потерять. Он смотрел и понимал, что ничего не ведает о настоящей боли, и это ужасало его.