Мужчина мне не поверил и отпустил со словами:
— Деточка, ты не знаешь, с кем связалась. Этого поганого журналиста мы уже вычислили и хорошо потрясли. Он, конечно, божится, что информацию ему прислали по почте из анонимного источника, но мы покопаемся и докажем вашу связь. А потом Макс подаст на тебя в суд, и ты будешь всю жизнь расплачиваться за свою глупость. И это самый лёгкий для тебя вариант. Попробуешь ещё что-нибудь выкинуть — пеняй на себя!
***
То, что было дальше, я могла бы назвать войной, только психологической. Видимо, пытаясь вывести меня из равновесия и заставить совершить опрометчивые поступки, которые помогут доказать мою причастность к публикации, они давили мне на нервы. За мной постоянно и, практически не скрываясь, следили. Часто звонили на телефон, особенно по ночам, и молчали в трубку. В газете бесплатных объявлений дали мой номер, указав, что пишу за плату курсовые и контрольные. И я сначала неделю отбивалась от желающих. А потом эту заметку послали на почту моего декана, и меня чуть не исключили из института.
Во время ужасной беседы на кафедре я радовалась, что у них не хватило фантазии придумать про интимные услуги. Впрочем, это могло быть ещё впереди. Однажды в магазине мне в сумку подкинули неоплаченный товар. Я чудом успела заметить его в двух шагах от выхода, случайно заглянув в неё.
Они добились, чего хотели. Я стала плохо спать, вздрагивала от каждого звонка, обходила стороной магазины и еле удерживала себя на улице, чтобы не начать озираться. Только помочь им в их доказательствах не могла. Но тяжелее всего было другое. Самым страшным для меня было знать, что все эти вещи происходят с разрешения или даже одобрения Максима. Не мог же он быть не в курсе, раз эта охранная контора действовала в его интересах.
Я с тоской вспоминала, что совсем недавно он сам защитил меня от похожих выходок Бориса. Мои родители ещё не забыли, как я расставалась с неудачливым ухажёром, и я очень боялась, что они снова пострадают. Слава богу, пока их не трогали, сосредоточившись исключительно на мне.
Но однажды, сидя на лекции, я получила сообщение с незнакомого номера: "Зимой на дачах часто случаются пожары". Я выбежала из аудитории, даже не спросив разрешения у преподавателя. Выскочила на улицу и металась по скверу перед институтом, не зная, что делать — холодный зимний воздух не отрезвлял меня.
В отчаянии я набрала номер Максима, боясь, что он просто не возьмёт трубку. А когда услышала его голос, закричала:
— Максим, пожалуйста, не трогай моих родителей! Можешь доставать меня, если хочешь, только не их!
— Ты сошла с ума? О чём ты говоришь?
Я молчала, глотая слёзы, что ещё сказать, не знала.
— Что такое с твоими родителями? Ладно, я сейчас подъеду. Ты где?
Дрожащим голосом я объяснила, где нахожусь, и он отключился. Ожидая его, я пыталась успокоиться, чтобы поговорить без истерик. Но нервы у меня к этому времени уже были ни к чёрту. Когда Максим подошёл, я сжалась и бросила на него затравленный взгляд. Он с удивлением вгляделся в меня и обеспокоенно спросил:
— Что с тобой такое? Что-то случилось с родителями?
Я подумала, что он издевается — со мной именно то, чего они и добивались, и молча показала сообщение. Он прочитал и нахмурился.
— И что это значит?
Я быстро заговорила, надо было убедить его оставить родителей в покое:
— Максим, признаю, я сама виновата! Тебе могло показаться, что я странно себя вела. Конечно, я не передавала никакой информации журналистам и не заказывала статей. Но понимаю, что ты мог так подумать и решил меня наказать. Только мои родители тут ни при чём! Они точно ничего не знали, не надо их пугать!
— Подожди.
Он достал телефон и отошёл в сторону. А я опустилась на лавочку, стараясь унять дрожь. Когда подняла глаза, он уже стоял рядом и мрачно смотрел на меня.
— Вот что, пойдём в машину. Там не так холодно.
Забравшись на переднее сиденье, я отодвинулась подальше от Максима и уставилась вниз. Сидела и наблюдала, как дрожат мои руки.
— Посмотри на меня! На улице ты пыталась сказать, что не говорила журналистам о завещании? Это правда?
Я кивнула.
— Но ты о нём знала?
Я опять кивнула и обрадовалась, что он не спросил, видела ли я его.