Спустя месяц Лами с удивлением рассматривала свои руки. Кожа на ладонях огрубела, а поднос с кувшином пива, бутылью настойки и кружками на шесть человек, больше не казался неподъемной ношей, даже если не использовать искры магии, чем она поначалу грешила, но вскоре прекратила – незачем светиться и подставляться. Тем более, что она была незарегистрированной, а это... Лучше не думать о последствиях, если правда выйдет наружу. Лишь изредка, будучи уверенной, что за ней никто не наблюдает, Лами позволяла себе выпустить маленький светлячок, или проверить себя на предмет здоровья – как не крути, магия требовала выхода, иначе бы «застоялась», как говорили учителя, и ничего бы хорошего с этого тоже не вышло...
Марк и ребята за это время больше не появлялись в Вархане, хоть на прощание маг обещал, что вернётся спустя неделю. Но он не пришёл ни через семь дней, ни через четырнадцать, ни даже через двадцать один. Поначалу Лами переживала, потом злилась, потом зло усмехалась, если кто упоминал при ней приграничников, а после… А после заставила себя больше не думать о черных глазах необычно юного мага, не вскидывать с напрасным ожиданием голову, когда открывается входная дверь, не выискивать в базарной толпе, куда её отправляла жена Владиса, кого-то из отряда. Просто забыть.
Через два месяца беглянка окончательно свыклась с фактом, что Марку и остальным на неё наплевать: спихнули девку в трактир – да и поделом ей. Что могли – сделали, а большего никто и не обещал. Тем не менее, девушка благодарила Судьбу, что свела её с добрыми людьми, а не с мошенниками, в трудный момент.
Изредка, когда выпадало свободное мгновение, Лами уходила на задний двор таверны и садилась под навесом для сена – отдохнуть от вечного запаха кухни, пара, жара печки и редких нот ванили (в основном на выходных, когда исса Дана – жена Владиса – готовила пироги) было жизненно необходимо. Но с приходом дождливой осени, под порывами ледяного ветра, что так и стремился сбить девочку с ног, мысли об отдыхе в тихом закоулке пришлось оставить. И это Лами угнетало ещё больше.
Спустя четыре месяца она уже привыкла к работе. Давно привыкла к «иссэ». Давно привыкла, что ей помыкают все: и постояльцы, и Владис, и Дана, и Мари... Вот, недавно даже Так – муж Мари – повелительно ленивым голосом приказал отнести его вещи в прачечную. И отнесла ведь. И слова не сказала.
Зима подарила девочке напарницу – смешливую Солу, добрую и красивую. Вот именно смуглую, кудрявую, черноволосую Солу никто «девочкой» не называл, хоть она и была лишь на пару месяцев старше самой Лами.
Сола была выше Лами на полголовы. Сола могла похвастаться приличными холмиками груди и приятной округлостью ниже спины. Голос Солы был звонким, но в то же время очень женственным. Взгляд чёрных глаз из-под смоляных бровей проникал прямо в душу, не обходя стороной даже самых распоясавшихся гуляк, убаюкивал их и успокаивал. Несмотря на тяжелую работу, кисти Солы были тонкими, кожа белой... а Лами с грустью осознавала, что рядом с Солой выглядит бледно. И в то же время была рада, что наконец у неё есть с кем поговорить. Когда зависть мерзкими щупальцами особенно настырно оплетала душу, Лами шикала на себя, мол, это у неё есть призрачная возможность вернуть графство, а Сола куда? Всю жизнь в подавальщицах да в прислугах ходить будет? И старалась следить за постояльцами да гостями, кто на Солу смотрит? На кого сама Сола заглядывается? Иногда кивком указывала напарнице на особо интересных гостей, что следили за чернявкой, не отрывая взгляда: на молодых да удалых – с улыбкой, на тех, что постарше – настороженно.
Но это в рабочее время, а когда ночь опутывала углы чёрными тенями, напарницы шепотом делились мечтами в каморке рядом с кухней, что служила обеим домом. Сола рассказывала весёлые истории, а Лами благодарно слушала и хихикала. О себе девочка могла рассказать по-прежнему мало: о манерных семейных ужинах и напыщенных гостях отца беглянка и заикаться боялась, а то, что когда-то веселило юную нэссэ, у сегодняшней Лами вызывало только горькую тоску да тупую боль в груди.
Время тянулось бездушно медленно, словно нет ему дела до маленькой беглянки, чудом избежавшей страшной смерти. «А разве смерть может быть не страшной?» иногда задавалась этим вопросом Лами. Внезапная смерть чаще всего сопровождается болью, от которой худо. Даже в собственной постели, в окружении близких и родственников, умирающий боится. С ужасом думает, пряча ото всех глаза за дрожащими веками: а что там? Есть ли что за гранью? Хорошо ли там? Плохо? Кто бы рассказал, да только никто не возвращается. Даже в призрачных сновидениях, что иногда заставляют Лами с криком подниматься среди ночи – и там нет ответа.