— Здесь капитан порта, «Лунная девушка». Спасательная служба на подходе. — Пауза. И затем: — Вы слышите меня, «Лунная девушка»?
— Я вас слышу.
— Что случилось? Какова ситуация на борту?
— Взрыв, — сказал я. — Повреждения в рубке управления. Капитан, главный офицер, оба вторых офицера, главный инженер — мертвы.
— Кто говорит?
— Джон Петерсен. Пассажир.
— Кто управлял кораблем?
— Я.
— Какова ситуация, Петерсен? Сколько выживших? Где они?
— Выжило трое. Казначей и второй инженер — в машинном отделении. Помещение загерметизировано, но есть лишь один скафандр, и баллоны почти пустые. Я сам застрял там, где раньше была рубка управления, похороненный в этой чертовой пыли. В скафандре. Воздуха осталось где-то на полчаса.
— Спасибо. Все оставайтесь на местах.
— Не вижу другого выхода, — отвечал я, глядя на бесформенную серую массу.
— В каком отсеке пробоина? — спросил капитан порта.
— В отсеке управления, в офицерской комнате. В настоящий момент в стволовой шахте вакуум: нам пришлось использовать внутренний воздушный шлюз.
— Хорошо. Попросите вашего инженера разгерметизировать стволовую шахту.
Я передал приказ Анне и услышал, как она повторяет его инженеру.
— Анна, какого рода спасательное оборудование у них здесь есть? — спросил я ее.
— Я его видела, — сказала она. — Оно всегда в состоянии готовности. Видела оборудование, но никогда не видела, как его используют. Наподобие огромного трактора, но на самом деле это лодка с плоским дном. У него гибкий шланг, вроде туннеля, и он может опускаться в пыль на нужную глубину…
— Надеюсь, это не займет у них много времени, — сказал я, с опаской поглядывая на показания датчика запаса воздуха внутри шлема. Как будто передо мной песочные часы, отсчитывающие минуты моей жизни. Наблюдение за этим датчиком, как ни странно, спасало меня от паники. У меня на спине что-то ужасно зудело: по идее, я мог облегчить зуд, если бы покрутился на месте. Но крутиться-то я и не мог. Давление пыли на скафандр не давало мне шевельнуться. Однако опасность, в которую я попал, волновала меня гораздо сильнее, чем это чувство дискомфорта!
— Капитан порта вызывает «Лунную девушку». Прямо над вами — бластер в работе.
Я не знал, что там за бластер. Звук его мне не нравился, это точно. Я был готов спрашивать о деталях, как вдруг хлынул яркий свет, и пыль рассеялась, как туман. Посмотрев вверх, я увидел огромную трубу, на конце ее желоб, в котором пыль исчезала, как в водовороте. Труба погрузилась ниже, и я заметил в ней человека в скафандре, держащего в руках длинный стержень. Конец стержня прикоснулся к искореженному металлу края пробоины, вспыхнул голубой огонек. Кусок обшивки потек, отвалился и бесследно исчез, как перед этим исчезала пыль.
Я отстегнул пояс и с трудом встал на ноги. Что-то схватило меня, дернуло и потащило к краю почти полностью открытой платформы, которая раньше была полом рубки управления.
— Ты, идиот, вернись на свое место! — раздался окрик в моих наушниках.
Я покачнулся, чуть не падая в струящееся море пыли, в дыру размером с небольшой плавательный бассейн, возле которого копошилась гигантская машина с длинным хоботом шланга. Я снова качнулся, пытаясь зацепиться взглядом за единственную неподвижную вещь в этом вертящемся нестойком окружении — за спасательный транспорт. Затем, в полном отчаянии, с усилием двинулся вперед. Меня сильно тянуло назад, чтобы удержаться, пришлось упасть на четвереньки и схватиться за подставку для радиоприемника. Зацепившись за нее, я перевел дыхание и начал перебираться в кресло, так неосторожно оставленное мною. Я едва успел заметить, что человек выбрался из трубы и теперь, со стержнем в руках, расчищал пол от мусора.
Я добрался до кресла, забрался в него и услышал характерный металлический звук. Посмотрел, что там такое, и увидел: труба опустилась, охватывая все пространство отсека, включая кресла и люк стволовой шахты. Спасатель пробежал своим стержнем всю внутреннюю окружность трубы — сейчас он производил сварку, а не резал и не сжигал.
— Как все это выглядит оттуда? — услышал я чей-то вопрос.
— Неплохо, Джо, — поступил ответ. — Пыль отступает, следов взрыва нет. Перемычки задраены наглухо.
— Тогда уменьшай давление, — он повернулся ко мне, помогая встать на ноги. — Теперь можешь снять шлем, если хочешь.
Еще как хочу! Внутри шлема было жарко и влажно, он не пропускал воздух. В трубе пахло машинным маслом, но воздух был чистым. Все, что я хотел сейчас — это дышать, дышать! Без особого интереса я наблюдал за странными манипуляциями с кнопками управления герметичными дверями: вот они раскрылись, и стала видна глубина стволовой шахты, внутри нее — спиральная лестница, по ней плавно взбираются две фигуры.
— Здесь все ваши? — спросил человек по имени Джо.
— Все, — ответил я. — Может, в офицерской комнате есть тела.
— Вам повезло, — сказал он. — Хорошо, что у нас были регулярные тренировки. Уже много лет прошло с тех пор, как последний корабль тонул в пыли.
— Надеюсь, что повезло, — согласился я.
Я помог Анне вылезти через люк. Она стояла рядом, пока не показался инженер Никки. В его взгляде не было благодарности, скорее, как я догадался и был шокирован, нечто близкое к ненависти. «И все-таки, — подумалось мне, — хоть ты и мелкоплавающий, но космолетчик, и понятно, отчего винишь меня: я чуть не угробил твой корабль». Чуть? На самом деле, я и понятия не имел, насколько хорошо работает служба спасения космопорта Пльзен. Они спасли наши жизни, но как насчет корабля?
Инженер медленно стал карабкаться по лестнице внутри гигантского шланга. Анна вцепилась в мою руку, это почувствовалось даже через перчатки, и последовала за ним.
— Иди наверх, — сказал мне спасатель. — Иди наверх, шкипер. Не знаю, сколько мы еще сможем удерживать эту страхолюдину, но, если она двинется с места, то сразу и очень быстро.
И я пошел наверх.
Глава 16
Прошло не меньше недели, прежде чем я смог приступить к делу, приведшему меня на Венцеслав. Я был свидетелем — главным свидетелем — в официальном расследовании, которое проводилось в связи с гибелью «Лунной девушки». Да, корабль все же погиб. Тросы, держащие его прикрепленным к огромным понтонам, оборвались и утонули в толще пыли. Корабль проваливался глубже к ядру спутника, и вместе с ним исчезала возможность экспертного исследования повреждений в рубке управления и выяснения их причин.
Я рассказал свою версию, слегка откорректированную.
Анна — свою, также слегка откорректированную.
Что касается этой корректуры, то, чтобы не вызвать подозрения в нашей искренности, мы решили: будет лучше, если дело о катастрофе на «Лунной девушке» так и останется незаконченным.
Никки поведал свою версию.
Как оно обычно бывает, множество не присутствовавших при аварии людей проявило недюжинную мудрость, так сказать, задним числом. Следовало бы сделать так, нет, следовало поступить эдак. Мне нечего было пытаться приземляться, надо было выстроить траекторию таким образом, чтобы миновать Венцеслав, я должен был быть уверенным, что нам вслед обязательно вышлют спасательный транспорт из Порта Пльзен. И так далее, и тому подобное. Я, понятное дело, не ожидал медали за храбрость, но все это жужжание жутко раздражало, особенно то, как члены комиссии изо всех сил старались произвести впечатление на «Корпорацию Лунных паромов», которая была настолько добра, что не потребовала с меня возмещения убытков за корабль.
И еще были свидетельства экспертов, пытавшиеся переиграть мой рассказ о взрыве в рубке управления. Мое сообщение о взорвавшемся приемнике казалось им курьезом. Один из них, суперинтендант радиоприемников из «Лунных паромов» заявил, что на «Лунной девушке» прямо перед этим полетом был установлен новый приемник, и уверил суд, будто резкое падение давления в отсеке не может причинить вреда оборудованию.