Выбрать главу

— Я знаю, — прошептал ее отец. — Я… я вспомнил это, когда было уже поздно. Но мы снова увидим ее, Петерсен. Или — мы уже видели ее. Но в конце цикла всегда есть эта трагедия. Всегда…

Он стоял, отвернувшись от меня и не отрывая взора от вращающихся, сверкающих частей механизма, автором которого он был. Когда пол под ним завибрировал, он покачнулся и чуть было не упал в надвигающуюся полосу пыли. Я понял, что здание, устроенное как корабль, погружается в пылевое море, а, значит, Малетер и его люди ничего здесь не обнаружат, и эта оргия разрушения полностью лишена смысла. Возмездие настигнет их, но нам это все равно не поможет.

— Петерсен! Петерсен! — услышал я возбужденный голос Фергюса.

— Что?

— Становитесь в круг.

— Но он же засыпан пылью, — тупо проговорил я.

— Вы найдете, куда встать.

Я осторожно ступил туда, куда он показывал, и стоял, загипнотизированный вращением колесиков и медленным поворотом антенны Маяка Карлотти. Я смутно сознавал, что Фергюс сейчас возле панели управления и вставляет в гнездо переключатель на конце длинного шнура. «Конечно, — думал я — он пошлет себя в прошлое следом за мной, и ему нужно использовать пульт дистанционного управления…»

— Петерсен, попытайтесь разорвать цикл, — говорил он. — На следующем витке постарайтесь сделать это.

Я проснулся с пугающей уверенностью: что произошло нечто ужасное. И попытался вспомнить, какой же дурной сон вызвал во мне это непонятное чувство тревоги. Вокруг все было в норме: громкое басовитое гудение межзвездных двигателей, которое неотделимо от жизни космолетчика, гудение насосов, свист систем вентиляции.

Правда, были кое-какие другие звуки.

Чье-то легкое дыхание. Я даже задержал выдох на несколько секунд, дабы удостовериться, что здесь есть кто-то еще. Я с трудом пошевелился на койке, немного стесненный ремнями безопасности, и тут же ощутил рядом женское тело, мягкое и упругое, теплое, гладкое, бок о бок с моим. Несмотря на непонятное чувство тревоги, ситуация, похоже, замечательная. Я потянулся к настенному светильнику: он оставался включенным, когда мы, обессилевшие, погружались в сон. Помню, как сделал последнее усилие, выключая свет.

Я нажал на кнопку. Мягкий янтарный свет успокаивал взгляд. Он бликами играл на глянцевых каштановых волосах, рассыпавшихся на белой подушке, ласкал гладкое плечо и смуглую спину.

— Элспет… — прошептал я.

Она отреагировала звуком, напоминавшим то ли мурлыканье, то ли просто вздох, повернулась во сне и прижалась ко мне всем телом, а губы приоткрылись навстречу моим.

«Элспет», — подумал я.

Элспет?

—  Илона… — я поцеловал ее. — Илона…

— Джонни, — промурыкала она. — Джонни… — И поцеловала меня. Потом отодвинулась. — Джонни, ты выглядишь озабоченным! Не мог уснуть?

— Стыдно спать в такое время, — ответил я ей. — Когда я сплю, то не могу восхищаться тобой!

— О, я люблю, чтобы мною восхищались!

— А я люблю тобой восхищаться.

— Так восхищайся мною.

Позже, когда мы лениво перебрасывались словами, она сказала:

— Знаешь, Джонни, будет намного лучше, когда мы вместе проведем ночь в Нью-Праге. Куда лучше — с эйфорином…

Эйфорин?

Маленькая тревожная сирена зазвучала в моем мозгу.

Эйфорин?

И еще один тревожный сигнал — зазвонил телефон. То был третий офицер — сделал контрольный звонок за четверть часа до моего заступания на вахту.

— Да, — пробубнил я в трубку. — Да, я не сплю. Буду на месте.

Я неохотно выскользнул из-под пристегнутых ремней, слез с койки, всовывая ноги в сандалии с магнитными подошвами. Я стоял и смотрел на Илону, на ее стройную фигуру с золотистой кожей.

И…

И возникло воспоминание о настойчивом звуке тревожной сирены и о том, как я, будучи в кровати, наблюдал за прекрасной наготой девушки, выбегавшей из комнаты, рыжеволосой, с кожей сливочного оттенка…

Элспет…

Кто такая Элспет?

«Петерсен, — говорил кто-то. — Петерсен, постарайтесь разорвать цикл».

Он повернул колесо, и оно вращалось бесконечно долго, пока, наконец, не остановилось. Я увидел его пальцы, сжимающие рычаг.

— Держите его! — закричал я.

Я выпрыгнул из круга, схватился за колесо и попытался повернуть его дальше по часовой стрелке. Каким-то образом в этот, последний раз все воспоминания нахлынули на меня, и среди них — вид мертвой Элспет в скафандре. Я знал, что мне нужно сделать. Вернуться в период, предшествующий той первой ночи с Илоной; нужно избежать этой ловушки и не связываться с ней. А потом? А потом придется подбирать на слух мелодию, необходимую для спасения Элспет.

Но колесо сопротивлялось моим усилиям. Ноги в ботинках скользили по пылевому покрытию. Руки в перчатках соскакивали с колеса, не в силах удержать его. И, когда давление ослабло, колесо повернулось само.

Снова вползая в круг, я увидел, как Фергюс нажимает на рычаг. «Что же будет дальше?» — подумал я в отчаянии. А с другой стороны, какого будущего можно ждать здесь, в разрушающемся здании, которое вот-вот захлестнет море пыли?..

Глава 26

Циклы наложились друг на друга, но не разорвались. Путешествие во времени возможно лишь на одной временной линии между двумя точками перехода. Но все мои воспоминания вернулись ко мне.

Я снова в отсеке управления вместе с Фергюсом и Элспет, окидывая взглядом безжизненную пустыню до самого горизонта, где только что исчез алый почтовый пылеход.

— Так что вам сказал Малетер? — спросил я. — Что у вас пороху не хватит прервать цикл, — я в гневе размахивал рукой. — О, у вас вполне хватит пороху! Но есть ли у вас желание этого, достаточно сильное желание? В глубине души вы знаете: этот самый цикл дает вам все, что нужно — деньги и возможность продолжать свои блестящие открытия. Это же своего рода бессмертие. Сильная любовь или сильная ненависть могут склонить чашу весов. Малетер, например, обладает ненавистью. Но будем честными с самими собой. Вы хоть раз любили или ненавидели по-настоящему? Вы любите дочь и на всяком новом витке вы ее спасаете. А жену вы любили?

В первый момент я боялся, что он ударит меня, и знал: в этом случае мне придется защищаться. Но рука его опустилась, кривая улыбка исказила черты лица.

— Вы правы, Петерсен. Я эту суку ненавидел. Знал, что она мне изменяет. И знал о ее предстоящей смерти в ту ночь.

— Отец! — шок недоверия в голосе Элспет.

И другой голос, голос Малетера, сопровождаемый скрипом и треском помех, донесся из приемника.

— Малетер вызывает Фергюса. Малетер вызывает Фергюса. Прием, Фергюс. Прием.

Старик схватил микрофон.

— Что вам нужно?

— Вас, Фергюс. Вас и ваш аппарат.

— Вы уже слышали мой ответ.

— Выгляните в то большое прекрасное окно, — проскрипел голос.

Другие выглянули. Я — нет. Я подбежал и выключил радио; микрофон слишком чувствителен, насколько мне известно.

— Элспет. Скафандры. Мы выходим наружу, — приказал я.

Повернулся и увидел: совсем рядом с крепостью пыль взлетела вверх мощными гейзерами, которые долгие секунды висели в воздухе, а затем, вращаясь, осыпались вниз кольцевыми кратерами.

— Первый залп, — заметил я. — Элспет, поспеши за скафандрами!

Она выбежала из комнаты, а Фергюс нажал на кнопку, и на окно опустился металлический экран. Пока он опускался, подоспел второй залп. Мы не увидели его, но почувствовали. Крепость вздрогнула и зашаталась. Из помещений с животными раздавались пронзительные вопли и стоны.

— Не думаю, что стоит здесь оставаться, — решительно произнес я.

— Мы не можем оставить здание, — устало произнес Фергюс. — Не сейчас. Не на этой стадии, когда наше время почти закончилось. Мы связаны с машиной.