Роксанна была поражена.
– О, Господи! Я забыла. Осталась всего лишь пара недель до… – она сглотнула. – Чёрт меня дернул за язык!
Она вскочила на ноги.
– Я поговорю с ней. Постараюсь сгладить острые углы.
– Только осторожно. И не расстраивайся, если ничего не выйдет. В большинстве случаев она просто отсиживается в своей комнате несколько часов, потом выходит и ведёт себя, словно ничего не случилось. – Хелен скривилась: – И мы с твоим отцом не противимся этому – знаем, что это неправильно, но порой нам проще поступить так, чем требовать от неё объяснений.
Хлопнула задняя дверь, и обе женщины посмотрели в том направлении. Крупный, крепкий мужчина неторопливо прошёл через кухню и, увидев в гостиной Хелен и Роксанну, остановился как вкопанный, ухмыльнулся и схватился за сердце.
– Даже не знаю, смогу ли я выдержать так много прекрасного под моей собственной крышей, – воскликнул Марк Боллинджер. – Да это же моя любимая жена и любимая знаменитая дочь!
Обе женщины закатили глаза.
– Поскольку мама твоя единственная жена, а я, на данный момент, твоя единственная знаменитая дочь, этим комплиментом ты не достиг нужного эффекта, – пробормотала Роксанна, глаза её искрились весельем.
Мужчина вошёл в гостиную, чмокнул жену в щёчку, затем выпрямился и произнёс:
– Вот видишь. Я всё забываю. Возраст, знаешь ли. Склероз, я чувствую, как он подбирается ко мне.
Вот умора, подумала Роксанна. Папа до сих пор обладал цепким умом, что немедленно обнаруживалось, стоило только попытаться надуть его. Роксанна считала его одним из наиболее красивых мужчин и это при том, что ему недавно исполнилось шестьдесят пять лет. Высокий, как и большинство Боллинджеров, мускулистый, широкоплечий, с сильными, как ветви дуба – большого дуба – руками. Она так отчётливо помнила, как хихикала и хохотала до упаду, когда он подкидывал её, ребёнка, вверх этими сильными руками, и как нежно эти руки утешали её, проснувшуюся от ночного кошмара. Он оказался, подумала Роксанна, замечательным отцом. Жёсткий снаружи, мягкий как зефир внутри – после того, как в детстве папа, поддавшись на её уговоры, вырвал-таки её первый зашатавшийся зуб, то сам прослезился вместе с ней, ощутившей, что это больно.
Марк Боллинджер не являлся классическим красавцем: лицо слишком грубое, челюсть и подбородок упрямые, рот великоват. И всё же никак кроме как «красивым» его нельзя было назвать. Бронзовое от загара лицо говорило о годах, проведённых на открытом воздухе, от уголков сверкающих золотисто-янтарных глаз лучиками расходились мелкие морщинки, возле рта пролегли отчетливые складки – следы частых улыбок. По-прежнему густая шевелюра сейчас щеголяла несколькими прядками насыщенного серебра, виски почти полностью выбелила седина, но Роксанне казалось, что возраст только прибавил ему привлекательности.
– Склероз? Кого ты хочешь обмануть? – спросила Роксанна.
– Уж точно не тебя, – парировал он.
Усевшись на кушетку, с которой Роксанна только поднялась, он вытянул вперёд ноги в сапогах. Послав дочке сонный взгляд, пробормотал:
– Знаешь, было бы просто замечательно, если б кто-нибудь принёс мне большой и очень холодный стакан, полный того мандаринного сока, который готовит Руби, а твоя мама держит в холодильнике.
Роксанна, фыркнув, направилась на кухню, на ходу спросив через плечо:
– Мама, ты тоже будешь?
– Да.
Роксанна приготовила родителям напитки, вручила им большие голубые стаканы и сказала:
– Ну, пожалуй, мне пора заняться делами.
– Какими делами? – уточнил Марк.
Хелен вздохнула.
– Илка. Она обиделась на безобидное высказывание Роксанны. Ты знаешь, как с ней бывает.
Марк уставился в стакан.
– Да, – мягко подтвердил он, – я знаю. – Потом взглянул на жену: – И знаешь что? Несмотря на то, что прошло уже почти четырнадцать лет, до сих пор хочется размазать по стенке того подонка.
– Мне тоже, – согласилась Роксанна, непроизвольно сжимая кулаки. Затем расслабилась и добавила: – Но прямо сейчас я лучше пойду и попробую наладить отношения с Илкой.
Отец согласно кивнул, и она вышла, направляясь к сестре.
Все спальни располагались на втором этаже, и Роксанна быстро преодолела красивую широкую лестницу, ведущую наверх. Лестница заканчивалась в центре широкого коридора, огороженного резными перилами красного дерева, над просторным главным холлом. Десятки лет назад второй этаж значительно реконструировали и на месте более чем дюжины спален, гардеробных, некоторых даже с гостиными, теперь остались только шесть спален, каждая из которых была укомплектована большой гардеробной, гостиной и отдельной ванной комнатой.