На пороге возникла хозяйка — она составляла с домом полную гармонию. Внешность незапоминающаяся: если смотрит не профессионал, даже цвет ее волос (искусственная золотистая блондинка) и глаз (серо-голубые) не всплывет в памяти. Обычная карьерная дам, чиновница — безупречный маникюр, незаметная косметика, легкая девичья фигурка, лишь птичьи лапки у глаз выдают возраст — около пятидесяти. Такая же, как все подобные пятидесятилетние дамы — но чуть-чуть получше других, капельку богаче, немножко повыше классом. Домашние джинсы и пестрый верх подобраны безупречно, босоножки в тон одежде, лак на пальцах ног — в тон босоножкам. Я поздоровался.
— Пройдите, пожалуйста, герр Оттерсбах... о, у нас такое горе! — женщина на секунду приложила ладонь к совершенно сухим глазам, выделив "горе" подобающей интонацией.
— Что-нибудь выпить? Воды, колы, яблочного шорле?
— Воды, пожалуйста, — согласился я, не без внутреннего содрогания усаживаясь на белоснежный кожаный диван в гостиной. Бело-серое ковровое покрытие, сахарный блеск стен, стеклянные столики, хрупкие полочки, статуэтки. И все безупречное, ни пылинки, ни пятнышка — глазу не зацепиться. Блондинка вернулась с бутылкой воды и стаканом. Я представил, как она пылесосит здесь ежедневно. И в саду копается, вылизывает клумбы до безупречного состояния, только, конечно, надевает при этом большие резиновые перчатки. Иначе маникюру каюк.
— Спасибо. Фрау Шефер, позвольте выразить Вам мое сочувствие. Действительно, ужасное событие, просто ужасное! Я, конечно, готов по мере сил вам помочь, сделать все, что возможно. Но ведь вы знаете, что лицензия частного детектива не позволяет расследовать убийство?
Шеферша уселась на край белоснежного кресла, сцепив руки в замок.
— Я знаю, герр Оттерсбах. Разумеется. Убийство моего мужа, — она сделала подобающую трагическую паузу, — разумеется, расследует криминальная полиция. Вас я вызвала по другому поводу. Мне бы хотелось... то есть, разумеется, полиция занимается и этим. Но мне бы хотелось, так сказать, подстраховаться. Я хочу, чтобы вы занялись поиском ребенка. Лауры.
Я отпил немного воды. Звякнул стаканом о стеклянный столик.
— Хорошо, этот вопрос мы можем обсудить.
Я уже знал об убийстве все возможное. Едва получив заказ, сразу же брякнул Михаэлю. Он единственный из нашей полицейской школы, с кем я еще поддерживаю отношения, и знакомство это для меня крайне полезно. Михаэль не занимается сам делом Шефера, но информацию кое-какую мне дал. Информация была такая:
— Старик, ты что, с ума съехал? Это полный висяк. Убийство в закрытой комнате. Говорю тебе сразу, никто ничего не найдет. Такого у нас сроду не бывало. Прикинь, там были папаша с дочкой, убийцу никто не видел, он каким-то образом попал в комнату, укокошил банкира, забрал с собой дочку — или ее труп, закрыл дверь на щеколду, а окно на ручку изнутри, и как видно, телепортировал. В воздухе растворился.
— Гм... — сказал я глубокомысленно, — самоубийство исключено?
— Исключено, конечно.
— А если убийца — дочка? Ведь ей уже четырнадцать?
— Все равно. Как она потом вышла-то оттуда? Ерунда ведь полная. Да и потом, Клаус, ты же не можешь этим заниматься, ты частник!
Место убийства следовало осмотреть. Мы поднялись на второй этаж по сияюще-чистым ступеням. Жанин Шефер повернула ключ, и я окинул взглядом кабинет бывшего директора филиала Немецкого банка.
Таинственной зеленью светится аквариум, среди стеблей безучастно плавают меченосцы. Стол, монитор, на столе — идеальный порядок, стопка книг, стопка тетрадей, проспекты, органайзер для мелочи. Икейский шкаф с огромными папками. Что он там хранил? Ладно, к делу не относится. Низкий широкий диван — очевидно, заработавшись за полночь, управленец засыпал тут же, не отходя от рабочего места. Покрывало на тахте почему-то безбожно скомкано. Диссонансом в этом царстве моральной чистоты — полупустой ящик с пивными бутылками. Меловой след силуэта все еще виден на бежевом ковровом покрытии. Вот так, значит, он лежал — вполне типично, закинув вверх правую руку. Если приглядеться, в области грудной клетки силуэта все еще видно бурое пятно, оттирали, но как видно, не получилось до конца.