Пытаясь как-то оправдаться, посол ляпнул: «Леонид Ильич, да у них на руках документы еще царского времени, они же французского подданства не принимали, как их оформлять-то?»
А вышло еще хуже. Генсек аж заклокотал горлом: «Ну и молодцы, что не принимали, много ли теперь таких найдешь! Мне что, тебя учить надо, как это делается?! А ну, пошли».
Левой рукой жестко взял его под руку и вернулся к нам. Кивнул мне на посла:
— Отдай письмо ему, все сделают тебе как надо, езжай, солдат, на Родину, можешь и от меня передать привет Уралу. Эх, давно я там не бывал.
Прощаясь, протянул руку. Отпустил посла, повернулся к министру, пошли рядом к следующей группе. Пока шли, буркнул недовольно: «Зажрались твои тут в Парижах, почаще надо менять. Сегодня Париж, а завтра Улан-Батор, так-то лучше будет».
Посол забрал мое письмо. Понимая, что генсек уже не вернется к нам, с нескрываемой тихой злостью, ехидно спросил: «Надеюсь, адрес и телефон здесь указаны?» И уже более высокомерно: «Вам позвонят». Но все же на прощание пробормотал: «До встречи».
Кстати, Улан-Батор его миновал, до сих пор работает в Париже. Звонок из посольства раздался дня через три после встречи «в верхах». Сдали в посольство все, что нужно для оформления выезда, определились с датой вылета. Затягивать не стали, не дай Бог что изменится и ветер подует в другую сторону…
— Ну вот, молодой человек, прошло чуть больше часа, а вы почти все знаете о наших семьях, — жена вновь подхватила нить разговора.
Такие задушевные, откровенные разговоры, наверное, возможны только в России с ее огромными просторами. В купе поезда дальнего следования под стук колес с приятным собеседником, тем более зная, что больше ты с ним никогда не встретишься. Это так располагает к откровению, почти как на исповеди.
Она тихо засмеялась.
— А у нас с вами получилось не под стук колес, а под вой турбин, но получилось!
Озорно подмигнув мне, она, как бы ни к кому конкретно не обращаясь, бросила в воздух достаточно громко:
— Так, где же наше авто?
Муж укоризненно посмотрел на нее. Сделала вид, что не замечает этого взгляда, но заметила, как заметался за стойкой «интуристовский» Жорка. Добавила шутливо, более громко, крылатую фразу: «Карету мне, карету!»
Моя диспозиция на диванчике позволяла мне хорошо видеть входную дверь в наш отдел. Сквозь застекленный простенок я увидел, как к «парадному» крыльцу подъехала черная «Волга». С переднего пассажирского сиденья вывалилась крашеная под блондинку пышнотелая «стерва на шпильках». Эту переводчицу-гида тихо ненавидели и побаивались не только сотрудники «Интуриста», но и наши девчонки, предпочитая с ней не связываться. Уже в те годы для нас не было секретом, что все переводчики периодически пишут отчеты в «контору». Но «стерва на шпильках» отчеты не писала, она их строчила. Испортить человеку настроение или нагадить по работе было для нее верхом наслаждения. Эта мерзкая бабенка работала только с «одиночками» по классу «люкс». Я повернулся к Саше, сказал:
— По вашему велению, по «интуристовскому» хотению карету вам подали.
— Вот и хорошо, пора двигаться к теплому морю.
— Хорошо-то хорошо, да не очень.
— А что такое? — удивилась Саша.
— Вам попалась самая стервозная переводчица — пожалуйста, будьте с ней поаккуратней.
В проеме открывшейся двери появилась «виновница» разговора. Саша бросила на нее быстрый взгляд:
— Да у нее же на лице все написано! Плевать я на нее хотела, Сочи не Москва и не Питер, показывать здесь особо нечего, а на пляже она нам не нужна.
Муж удивленно повернулся к жене:
— Саша, Саша, что с тобой, что это за выражения? Ты что?
— Не сейчас, потом все объясню.
Цокая шпильками, натянув на лицо слащаво-приветливую улыбку, переводчица подлетела к нашему диванчику. Глубоко вздохнув, она уже была готова выплеснуть из себя поток приветствий и извинений за задержку, но Саша опередила ее:
— Мы прекрасно отдохнули. Молодой человек составил нам отличную компанию, за приятным разговором время пролетело незаметно. Мы готовы продолжить поездку.
Переводчица одарила меня тяжелым, как могильная плита, взглядом. Ну вот, теперь и я удостоюсь пары строчек в ее отчете. Беру в одну руку чемодан, в другую — сумку, идем к выходу из зала. Сашенька, опираясь на палку, и переводчица идут первыми. Жена, постепенно отставая, поравнявшись со мной, тихо сказала: