Из-за низко склонившихся ветвей соседних деревьев я не вижу, кто движется в моем направлении, но на слух их явно двое. Первой появляется его палка, потом он. В свободной руке теперь держит не пакет, а цветы — точно такие же розы, как и у меня. Ах ты, старый! Я-то думал, что ты смотришь на мои цветы и шлепаешь губами от старости. А ты, оказывается, просто пересчитывал мои розы и понял, что я ошибся в своих подсчетах. Вот и вторая фигура. Это тоже священник. Выше среднего роста, плотный, но без возрастных излишеств в виде животика. Лет под шестьдесят. Окладистая, седая борода, в руке палка, более похожая на посох. Все убранство, начиная с рясы, заканчивая головным убором и большим крестом на цепи, говорит о том, что это уже не дьякон, а, скорее всего, сам настоятель храма. С чего бы это такое внимание к моей персоне? Встаю, непроизвольно что-то поправляю на себе. Мелькает мысль — прямо как на флоте: при приближении старшего по званию только что не козыряю.
Подходят. Здороваюсь и представляюсь. Отвечает на мое приветствие и протягивает руку. Голос у него густой, бархатистый, приятный. Вот тут я начинаю паниковать — наверное, аж пятнами пошел. Знаю, слышал, видел в кино не раз, что в таких случаях положено целовать руку настоятелю церкви. Тем более что я крещеный, в церкви, хоть и редко, но бываю. Но я никогда этого не делал. Случай не представлялся.
Видно, на моем лице отразилось все. То ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся в бороду. Мягко пророкотал:
— Видно, редко бываешь в храмах, не приучен.
И, не давая мне возможности промямлить что-либо в ответ, продолжил:
— Да ладно уж, мы не в храме сейчас, так что…
Мы пожали друг другу руки.
— Вот, дьякон рассказал мне о вас, решил сам посмотреть, познакомиться.
Я смутился:
— Да что я, диковина какая-то?
— А то нет! Думаешь, к нам такие визитеры каждый божий день являются? Почувствовав, что у нас завязывается разговор, дьячок засуетился.
— Пойду калиточку открою.
Звякнув связкой ключей, направился к захоронению.
— Цветы-то оставь, — сказал ему в спину настоятель.
— Голова-то совсем дырявая стала, — пробормотал дьякон, возвращаясь.
Положил две розы на мои цветы, а еще две на край скамейки. Настоятель продолжил:
— Я принял этот храм и паству в последний год их жизни. Хорошо их помню, достойные люди были. Мне довелось их отпевать и исполнять последнюю волю.
— Как они…?
Он не дал мне закончить, понимая, о чем я хочу спросить.
— У мужа случился обширный инфаркт, умер буквально на руках у жены. А она отошла, а вернее отлетела к нему ровно на сороковой день. Ты знаешь притчу про лебединую любовь?
Он перешел со мной на «ты» так легко и непринужденно, не заостряя на этом внимания, что я сразу почувствовал огромное облегчение. Естественно, даже не помышляя «тыкать» ему, просто кивнул, добавив:
— Да, конечно знаю.
— Так вот, у людей тоже такая любовь встречается, только очень редко, очень. Она не хотела и не могла без него жить. В тот день была в храме, потом на могилках. Приехала домой, легла спать и не проснулась утром. С тихой такой улыбкой на устах умерла, представляешь?!
Хотелось сказать ему: «Да, представляю, еще двадцать лет тому назад был уверен, что именно так и будет».
Но промолчал, только утвердительно опять кивнул. Вернулся дьячок. Настоятель легонько подтолкнул меня в спину.
— Иди к ним, иди, порадуй.
И добавил:
— Лоб то перекрести, прежде чем входить. Сумеешь?
— Сумею!
— Тогда с Богом!
Изнутри свод оказался изумительно белым, ни единого вздутия, ни малейшей трещинки. Идеально ровный.
Слева и справа чуть выше человеческого роста — две большие родовые иконы. Лики смотрят на тебя спокойным умным взглядом. Тебе начинает казаться, что они все о тебе знают. Если ты знаешь о себе, что ты не последняя сволочь, то постепенно волнение и внутренняя дрожь начинают проходить.
Пол захоронения — из красного кирпича. Надгробные плиты — из серого полированного гранита в два ряда. В дальнем от входа ряду покоится старшее поколение. Новый ряд начинается с могилы Витюши, рядом — могила невесты. Молодцы, не забыли ее желание — лежать рядом с женихом. Позолота на гравированных буквах еще яркая, не покрылась патиной, как на других надгробьях. Осторожно пробираюсь между плитами, кладу по две розы на каждую. Стою несколько минут, обводя взглядом это последнее пристанище. Удастся ли свидеться еще раз? Не знаю. Многое, но не все зависит от нас. Поочередно «крещу лоб», как выразился настоятель, перед каждой иконой и тихо, прикрыв калитку, выхожу на воздух.