Но истекающие кровью дружина и ополчение продвигались вперёд, сперва превозмогая ярость дружинников мальчишки-короля, а потом проламываясь сквозь стену щитов и копий, что выстроили на их пути алкские пехотинцы. И иглой, за которой, как нитка, шли остальные окружённые, стал Эгберт. Позже стало легче: к отряду пробились королевские дружинники и Виридэйн, которому пуля пробила руку, но и одной рукой тот орудовал мечом просто на загляденье. Уцелевшие после обстрела дружинники прикрывали спину надёжнее ополченцев и того, что осталось от собственной дружины.
И всё же, как ни силён был первый порыв обречённых, постепенно он выдыхался. Падали враги - но и обложенный со всех сторон отряд рипуариев таял, как брошенная в кипяток льдина. С боков была такая сумятица, что так сразу не разберёшь, что там творится. И ивэ, и гвидассы, и остальные так же пробивались из кольца, надеясь прорваться в долину, где враг сможет атаковать только с одной стороны. Но вообще-то Эгберт был вовсе не уверен, что там, позади, именно рипуарии: хаос отступления перемешал племена и дружины, никто не знал, кто должен командовать, а кто подчиняться. Но горловину долины, куда, вслед за рыцарями, бежали воины с железными трубками, видели все. Надо пробиться туда быстрее врага. Иначе... Иначе их просто перебьют, как голодные волки режут овечье стадо.
- Силён ты, Эгберт-катэ! - одобрительно прохрипел Виридэйн, когда очутился по правую руку от вождя рипуариев. - Прямо дровосек из южных краёв - видел я, когда за морем против сколенцев ходили!
- Да что толку-то? - сплюнул Эгберт, опираясь на секиру. Стоило битве ненадолго приутихнуть - и лютый холод стал леденить промокшую от пота одежду. Да и усталость навалилась вся, разом - видно, выдохлось зелье, даже его не хватило на такую рубку. - Поймали нас, как зайцев в силки! Девка-то картирская права оказалась.
- Да уж, - пробурчал Виридэйн, кинжалом счищая с меча намёрзшую кровь и внутренности. - Сейчас, небось, они уже далеко. И плевать - картиры не воины.
- Что делать будем, Виридэйн-катэ? - пока остальные, ни о чём не думая, пытаются отдышаться от бешеной рубки, и не видят, что у вождя нет готового пути к спасению, спросил Эгберт. - Смотри, впереди полно народу. И хорошо, если ахташи не решат вернуться...
- Дружина королевская - это ещё цветочки, - прохрипел Виридэйн. Всё-таки воевода почти вдвое старше Эгберта, бой должен был ему даться вдвое тяжелее. - Главное, чтобы эти... с железными трубками, на холмик не успели! Тогда все тут останемся!
- Надеюсь, хоть Богиня будет к нам милостива в посмертном царстве, - выдохнул Эгберт, готовясь с головой окунуться в кровавую круговерть. - Ну, пошли, что ли?
- Идём! Время дорого!
Эгберт злобно ощерился, руки вновь налились яростной силой. Раз уж не вышло победить - так нечего и тянуть. Вперёд, и пусть нас рассудит Богиня!
Строй алков темнел слитной массой, они стояли так ровно, как, казалось, не могут стоять живые. Ровная стена щитов, ровный блеск выставленных копий. Порядок и дисциплина южан против северной доблести. Извечный спор, начавшийся раньше, чем Харин, отец Харвана Основателя, впервые ступил на хэйгарскую землю...
- За мной! - в один голос крикнули Эгберт и Виридэйн - и вся масса окружённых слитно качнулась вперёд. Задние ряды ещё рубились с наседавшими со спины дружинниками, когда лучшие из окружённых, те, кто шли на прорыв, с яростным рёвом устремились вперёд. Алки стояли неподвижно, будто были изваяны из камня или отлиты из железа. Только слитно, как одно существо, передние латники чуть опустили копья. В следующий миг передние бойцы из войска королевы докатились до алкского строя, и...
Рослый дружинник Виридэйна одним ударом смахнул наконечник вражеского копья, другое принял на щит, готовясь ввинтиться между копьеносцев и пробить в строю первую брешь. Он не учёл, что у второго ряда тоже имелись копья, подлиннее и потяжелее. Проскользнув между сражающимися, сразу два железных жала, сработанных на "заводе" мастера Михалиса, ударили в грудь и живот воину. Узкие, гранёные наконечники легко пронзили кольчугу, просто разорвав звенья, в которые попали - и вошли в тело по самое древко. Пуская в бороду кровавые пузыри, воин запрокинулся навзничь, копья вырвались из тела одним движением. Будто из него выдернули кости, воин повалился наземь.
Несколько ополченцев поступили умнее. Так получилось, что у всех у них были копья, и их, в отличие от изрубленных в бою щитов, не бросили. Подражая алкам, тесной, ощетинившейся копейными жалами шеренгой они двинулись на врага. Но из-за второго ряда бил третий - лучники. Захрипел, пытаясь вытянуть стрелу из пробитого горла, один, запрокинулся навзничь с торчащей из глазницы стрелой, второй, жутко заорал третий, которому сразу три стрелы ударили в живот и грудь... Алкские дружинники слаженно, будто исполняя прихотливый танец, перестроились - и навстречу королевской дружине выметнулся живой клин. Отборные вояки, составившие его, остервенело работали мечами и копьями, из-за их спин летели и летели стрелы. Для бездоспешных ополченцев, одетых в одни меховые тулупы, растерявших в бою щиты, ливень стрел был особенно убийственным.
Эгберт, который на сей раз шёл в глубине строя, видел, как один за другим падали окружённые. Они ничего не могли сделать с ощетинившейся железом, нечеловечески слаженной железной стеной. Зато тут и там из строя алков, как щупальца исполинского чудовища, выбрасывались прикрытые латами и щитами клинья. Несколько мгновений спустя они втягивались обратно, но каждый раз оставляли за собой кровавую просеку. Алкский строй стоял несокрушимо, как стена - и становилось ясно: никому, кроме него самого, не по силам пробиться к спасению. Эгберт глубоко вдохнул морозный воздух - и решительно качнулся вперёд. Рядом и чуть сзади, прикрывая бока, шли Виридэйн и могучий парень, судя по расцветке тулупа - из какого-то клана ивэ.
Так ли несокрушим строй, как кажется ополченцам? Ясно, что вот так тупо рваться вперёд - значит напороться сразу на несколько копий. Но можно ведь поступить и по-другому. Благо, и снег, обильно политый кровью, уже превратился в скользкую наледь. Они не очень-то смотрят под ноги, полагая, что кто упал - более не опасен, а вскоре умрёт? Пора показать южанам их неправоту. Эгберт качнулся назад - и грациозно, будто только этим всю жизнь и занимался, упал на лёд. Оттолкнулся, скользя прямо в сторону врагов. Секира волочилась за ним по льду, готовая в любой момент взмыть над головой.
Получилось! Прежде, чем копьеносец первого ряда успел что-то сделать, Эгберт проскользнул у него между ног и, не тратя времени даром, наугад ткнул вверх острым наконечником топорища. Судя по горячим, зловонным брызгам и захлёбывающемуся вою - попал удачно. Теперь - вскочить, пока они не опомнились, и несколькими яростными ударами - даже не ножа, кулаков и ног в тяжёлых, твёрдых боевых сапогах - расчистить перед собой пространство. Секира - это тебе не кинжал, она простор любит. И рубить, рубить врагов во втором ряду, пока остальные, пользуясь сумятицей, прорываются следом!
Эгберт действовал с нечеловеческой быстротой, так, будто одурманивающее зелье ещё не выдохлось. Сперва кулаки и сапоги, потом кинжал, а там уже и секира загудела, рассекая морозный воздух и рубя всё, что попадается под широкие лезвия. Извне на строй алков напирали уцелевшие, которых со всех сторон стискивали королевские дружинники. Пару раз он всё-таки пропустил выпады алков - и снова спасли доспехи из никарра. А вот другие - гибли, гибли, гибли... Алки сопротивлялись ожесточённо и умело, окровавленные копья разили без пощады, а там, где борэйны прорывались вплотную, шли в ход мечи. Будь здесь алков не одна, а хотя бы две роты, прорыв на этом бы и закончился. Но сотня алков прикрывала почти двести шагов пространства - и их просто не хватило. Эгберт почти надвое развалил последнего алка - пытавшегося заслониться своим луком стрелка - и перед ним образовалось пустое пространство.