С новым оружием, пусть уступавшему боевыми качествами оригиналу, сколенцы столкнулись уже на второй год войны. Лишь удар из засады, когда они сошлись с врагом врукопашную, хоть как-то уравнял шансы. Моррест не обольщался - будь бой в чистом поле, а не на узкой лесной дороге, сколенцам не помог бы даже перевес в силах. А их было в несколько раз меньше.
Потом был Тольфар - и вновь пушки и винтовки внесли достойную лепту в победу алков. А теперьтех же винтовок наверняка уже сотни. Если не тысячи. Кто и что может противостоять этой силе? Михалыч говорил, почти весь Верхний Сколен пока под контролем повстанцев - Оле Мертвеца и Хариберта ван Элевсина. Почему алки не торопятся завершить войну? Ждут, пока пушек и винтовок станет больше? Наверняка...
Михалыч сказал, что Эвинну казнят. Но главное, им удалось схватить сына Эвинны и Морреста. Алки считали, и, наверное, считают его до сих пор наследником сколенского престола. Ради спасения сына он и решился на побег. Михалыч помог - убедил стражу, что Амори приказал перевести пленника в другую тюрьму. Он же договорился с алхимиком, чтобы тот ещё раз изготовил открывающий путь между мирами состав. Они должны были тихо уйти, обманув конвоиров - и когда те поймут, что узники сбежали, все четверо будут уже в Российской Федерации.
Увы, алхимик нарвался на стражу, конвоиры сразу же начали погоню. Морресту и Михалычу пришлось сдерживать погоню, пока Ирмина с ребёнком, выпив колдовского зелья, не решились бежать. Он надеялся, ушлая девчонка сумеет там обустроиться, благо, многим русским словам он её научил.
Им двоим осталось принять последний бой, выгадывая время для сына и былой любимой. Михалыча пуля нашла сразу, а он успел расстрелять почти все патроны, и только когда стал терять сознание от потери крови, алки подобрались вплотную. Наверное, всё равно сопротивлялся, отчего и получил прикладом по голове. Странно, что под горячую руку не пристрелили - но с дисциплиной у гвардии всё в порядке. И ещё страннее, что, вместо казни, его выхаживают, вон, раненое плечо забинтовали, и голову тоже. Бинты наложены аккуратно и умело, работал наверняка профессионал. Выхаживают, чтобы не умер до казни? Скорее всего...
Моррест взглянул на тарелку. От мыслей о будущем даже расхотелось есть. Но бугаи-стражники не уходили, их намерения были яснее ясного, а он был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Правда, и выщербленная, будто её грызли какие-то чудища, оловянная ложка сейчас казалась неподъёмной. Тюремщики предусмотрели и это: повинуясь кивку копьеносца, девушка присела на край тюфяка, и осторожно, даже заботливо, принялась вливать похлёбку в рот Морресту. "Что ж, - подумал он, когда тёплая ладошка коснулась пальцев зажатой в лубке руки. - Хоть что-то приятное: быть может, последняя радость в жизни". Правда, ничего больше лёгкой симпатии он не испытывал. После Эвинны, лучшей девушки обоих миров, все кажутся скучными и неинтересными.
Когда миска опустела, врач занялся своими процедурами. Он командовал - и один из солдат при помощи девушки деловито переворачивал Морреста на спину или другой бок. Лекарь сноровисто разматывал бинты и бинтовал раны заново, заодно проверяя, не загноились ли, и смазывая края какими-то снадобьями из крохотного горшочка. Морресту показалось, что раны прижгли калёным железом, да ещё ткнули этим же железом куда-нибудь в солнечное сплетение. Боль была такая, что перехватило дыхание. Она быстро схлынула, по телу разлилось приятное тепло. Оставленные пулями отметины болели - но уже не резкой, дёргающей болью начавшегося воспаления, а тупо ныли. К нему приставили настоящего мастера своего дела - конечно, по меркам нынешнего, не добитого Великой Ночью мира. Амори очень нужно, чтобы чудом выживший в бою пленник поправился.
И оттого Моррест вовсе не против летального исхода. Что может быть хуже, чем попасть в руки заплечников? И знать при этом по крайней мере один жизненно важный для государства секрет - куда отправились... Не думать, даже не думать! Королевство Алкское ещё не отведало отравы политкорректности. Стоит вспомнить ту девчонку, дочь жреца, - и становится дурно. А ведь она просто родилась не в той семье, не в том месте и не в то время.
Но и в смерти своей он не властен: вряд ли в камере оставили хоть что-то, что можно использовать для самоубийства. Разве что...
Здоровой рукой во тьме Моррест ощупал лубки и бинты. Интересно, если их сорвать, кровотечение будет сильным? Хватит ли сил хотя бы на это? Забавно: его лечат так тщательно, будто и правда хотят вернуть к жизни, а не отдать в лапы костоломам-заплечникам. И как скоро спохватится стража - во тьме-то, не видно ни зги...
Желая побыстрее избавиться от стражников, Моррест быстро прикончил еду. По телу разлилось приятное тепло, будто нарочно, веки смежила необоримая сонливость. Казалось, он не спал несколько суток кряду, да ещё копал всё это время землю. Стражники выходят? Отлично. Пора... Нет, сейчас, минуточку, только на миг закрыть глаза, чтобы собраться с силами и приготовиться к боли... Да что они намешали-то в это варево? Неужто снотворное? Вот обидно!!!
И снова пробуждение во тьме и достойной склепа тишине. Тьма лишала ощущения реальности - просыпаясь, он не мог понять, сколько часов, дней или недель провалялся без сознания. Казалось, он начинает грезить наяву, грань между реальностью и бредом окончательно стирается. Только помешательства и не хватает для полного счастья. Может, это и есть новый способ казни? Тогда уж лучше на костёр за Эвинной, чем стать овощем и ходить под себя.
Моррест так задумался, что не сразу не услышал звука шагов, вновь нарушившего подземную тишину. Только когда засов снова лязгнул, а факельный свет озарил стены камеры, пленник обернулся.
В первый миг ему показалось, что он всё-таки тронулся рассудком - Моррест просто не мог себе представить, что королю ещё не надоело с ним возиться. Но в компании нескольких стражников действительно пожаловал злейший враг, палач Сколена и Эвинны. И, увы, лучший властитель и полководец Сэрхирга. Не узнать широкоплечую фигуру, окладистую светлую, будто выгоревшую на солнце бороду невозможно. Мелькнула дурацкая мысль попробовать придушить короля - мелькнула и исчезла: даже будь рука не в лубках, вошедшие вместе с Амори четверо до зубов вооружённых здоровяков не оставили бы шансов. Не только ему - и покойной Эвинне и, хочется верить, тоже покойному Эльферу.
- Приветствую, Моррест-катэ, - с саркастической усмешкой произнёс король. - Кажется, ты не очень-то дорожишь моим гостеприимством. А ведь, помнится, тебя никто не освобождал от обязанностей советника.
В ответ так и подмывало сказать какую-нибудь гадость - но с ней Моррест решил обождать. Успеется. Главная истина придворной жизни: не произносить ни одного необдуманного слова. Особенно если не знаешь, что ждать от собеседника. Впрочем, кому-кому, а государственному преступнику, медленно сходящему с ума в камере смертников, хуже не будет.
- Так ведь загостился я у вас, ваше величество, - наконец решился он. - Полгода сижу, пора и честь знать...
На удивление, король не сорвался - только с лица пропала даже прежняя, холодная, как Великая Ночь, улыбка. Улыбка тигра, понявшего, что добыча теперь не уйдёт, и можно потянуть время, упиваясь своей мощью и безнаказанностью. Глаза сощурились в щёлочки и буравили пленника. Под этим взглядом Моррест чувствовал себя нагим и беззащитным.
- Ты давным-давно заслужил виселицу, - нарушил затянувшееся молчание король. - Или кол в задницу. Угадай, почему ты до сих пор жив, и даже не попал к палачу?
Что ж, вопрос и правда интересный. С того дня, как попал в плен, он ломал голову, почему его так и не отправили на тот свет. В смысле, не домой, в Россию, а... Летопись эта дурацкая - не объяснение. Эленбейн ван Эгинар всяко лучше справился бы с этим. Может, дело в их с Эвинной сыне? Но куда он делся, Моррест и теперь не знает. Удалось ли им прорваться в тот мир? И если удалось - в какое время? А уж куда они отправятся там, даже если времена те же самые, с кем познакомятся, как будут жить... Он и сам не отказался бы узнать, где оказались самые дорогие, после Эвинны, люди. Вывод: почему бы не поболтать с королём, всё равно ведь алки туда не доберутся? А те, кто могли перебросить людей Амори в тот мир, мертвы по любому.