Абба готов взорваться. Он не такой терпеливый и понимающий, как мама. А может быть, вот верное слово — недогадливый! Сегодня утром он шарахнул кулаком по столу, за которым мы завтракали:
— Бензона!
Я люблю, когда абба ругается на иврите. Это никогда не звучит как нечто ужасное. На мой взгляд, так «бензона» это что-то вроде итальянского печенья. Но все же надо в Интернете посмотреть.
Оказывается, сейчас, в присутствии мамы, отец крикнул: «Сын шлюхи!» И крикнул он это, глядя в потолок, то бишь в сторону комнаты Боаза. То есть он только что назвал маму женщиной, продающей секс за деньги. Это просто неслыханно. Эта женщина только что подала ему омлет из яичных белков, Господи боже!
К счастью, мама, кажется, никогда в уме не переводит эти отцовские ругательства. Отец проводит рукой по редеющим волосам:
— Когда он спустится вниз? Не может же он торчать наверху вечно?
— Ему просто нужно немного отдохнуть, Реувен, — успокаивает его мама. — Вот и все.
Порой я забываю, что брат дома. То я сижу в классе и пялюсь на шелковистые волосы Ребекки Уолш, то я в очереди в столовой, то дома смотрю телик, то сплю, то сижу на крыше. Забываю. Не помню.
А потом вспоминаю: Боаз дома. И из-за того, что я об этом забыл, я чувствую себя очень дерьмовым братом.
Вечер пятницы. Шаббат. Я слышу жужжание электрической машинки для стрижки, потом шум воды в душе, в нашей общей ванной.
Дов приедет ужинать. По всей видимости, Боаз собирается наконец спуститься вниз. Я так думаю, он догадывается: если не спустится, то Дов взломает его дверь и здорово надерет ему задницу.
Нам никогда и ни за что не позволялось пропускать семейный ужин в то время, когда действовали семейные правила. И мы всегда являлись домой вовремя к ужину.
Абба просто помешан на ужинах, хотя сам сроду никогда ничего не готовил. Он верит в святость ужина, как во все прочее, во что он верит. Он вырос в кибуце и утверждает, что тамошнее коммунальное житье ему очень нравилось: свобода, нескончаемый поток босых ребятишек, гонявших мячи, принадлежавшие всем им. И отцу недоставало семейных ужинов. Чаще всего в кибуце он ужинал в столовой с друзьями. Мне-то это казалось раем на земле, а у аббы словно бы дырка внутри образовалась без семейных ужинов, и мы обязаны были эту дырку залатать.
Сегодня дом наполнен запахом жареной курятины, приготовленной мамой.
Дов никогда не приезжает с пустыми руками. Он привез какую-то еду от армянина. Так он называет мистера Курджяна, хозяина маленького кафе неподалеку от места, где Дов живет. Если у Дова вообще могут быть друзья, то мистер Курджян наиболее близок из его знакомых к этому понятию.
«Дай мне, что у тебя есть хорошего», — говорит Дов и протягивает армянину пустую корзинку.
Сегодня это виноградные листья с начинкой[5], а еще похожая на пиццу лепешка со специями и белый сыр — слишком мягкий, ножом не разрежешь.
— Ты попробуй сыр, — советует мне Дов, когда я помогаю ему выложить еду на стол. — Вкусный, солененький.
Входит абба, и они переходят на иврит.
Я наливаю себе рутбир[6]. Не спеша иду к холодильнику, кладу в стакан кубики льда и стою около открытой дверцы. Пытаюсь уловить фразу, слово — хоть что-нибудь знакомое. Столько воскресений я торчу в школе иврита. Неужели я так совсем ничему не научился?
А потом я сдаюсь. Мне надо радоваться, что мужчины разговаривают, а не только делают вид, как мама. По тому, как звучат их голоса, я догадываюсь: отец и Дов знают, что Боаз уже не спит. Вот-вот он распахнет дверь своей спальни, хорошенько потянется, потрет заспанные глаза, а потом зевнет и захлопнет рот, совсем как медведь в полосатой пижаме из старого черно-белого мультика.
Когда Боаз наконец спускается в гостиную, мы все замираем. А я ведь так к этому готовился и твердо решил не замирать и не таращить глаза… Молчание нарушает мама:
— Бо, милый, выпить хочешь? Кусочек сыра? Морковную палочку?
Мама привстает на цыпочки и гладит бритую голову сына так, будто он маленький.
Футболка обтягивает атлетическую грудь Боаза. Сухожилия на его шее — как натянутые канаты. Пустынный загар не побледнел нисколечко.
Боаз идет к столу, протягивает руку Дову. Таким рукопожатием обменялись бы дружки-приятели, встретившиеся в баре после работы.
Мы садимся вокруг стола. Мама пригубляет вино:
6
Корневое пиво, или рутбир (англ. Root beer), или сассапарилла, — газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева сассафрас.