– Сэр Уинстон, не стоит забывать, что именно благодаря этим ребятам удалось поймать «Бисмарка»! А количество «немецких дойных коров»{30} удалось сократить с восьми до одной всего за три недели!
– Стюарт, – ответил Черчилль, – я это помню, но не зря же вы в прошлом месяце разорили военное министерство на шестьсот фунтов{31}, дабы наградить своих «умников»? Британский народ хочет большего!
– Да, Уинстон, но деньги-то распорядились выделить вы!
В ответ премьер-министр рассмеялся и перевел разговор на другую тему.
Но полковник отлично понимал, что премьер ничего не забывает.
– Как дела в Блетчли? – поинтересовался полковник у как раз вошедшего в комнату посланца, чье лицо было ему безусловно знакомо, но чьего имени «Си» не помнил. – Как поживают «крабы» и «лобстеры»{32}?
– Все прекрасно, сэр! – бодро отрапортовал дешифровальщик. – Улов отличный!
«И все же интересно, с чем примчался этот «гонец из Парка»?» Взяв со стола изящный ножик, Мэнзис взрезал запечатанный сразу тремя сургучными печатями конверт, вытащил сложенный вдвое лист плохой серой бумаги. А кто еще даст другую этим умникам, которые расходуют ее просто в невероятных количествах в стране, задыхающейся в кольце подводной блокады?
Развернул и, путаясь в обрывках не расшифрованных до конца, а потому вставленных в текст непереведенными, корявых аббревиатур, до которых «гунны» большие любители, прочитал послание.
– Вы свободны! – стараясь, чтобы дрожание голоса не выдало волнение, скомандовал сэр Стюарт гонцу.
Последнее, что услышал Джимми, закрывая за собой дверь начальственного кабинета, было: «Сэр Уинстон, возможно, вам будет приятно узнать, что русские убили Гиммлера…»
Москва, ул. Дзержинского, 5-й этаж. 16 августа 1941 года. 11.32
– Товарищ старший майор, разрешите? – Несмотря на многолетнюю дружбу, Эйтингон всегда соблюдал протокол.
– Да, заходи. – Павел оторвался от папки со списками кандидатов в диверсионные группы.
Вслед за майором в кабинет вошел невысокий худощавый мужчина. Узкое изможденное лицо, на котором выделялся большой крючковатый нос. Высокий лоб, переходящий в залысину. Глубоко посаженные внимательно-настороженные глаза.
– Яков! – Судоплатов встал из-за стола и вышел навстречу старшему товарищу и, чего уж там скрывать, наставнику! Ведь именно в Особой группе при наркоме внутренних дел, начальником которой и был вошедший, произошло его становление как разведчика.
– Здравствуй, Павел! – хриплым, чуть срывающимся голосом ответил Серебрянский.
Павел порывисто обнял его, потом отстранился и, словно стесняясь прорвавшихся эмоций, сухим официальным тоном предложил:
– Проходите, располагайтесь, Яков Исаакович.
Вопреки ожиданиям Павла, гость сел не на один из стульев, стоявших у стола для совещаний, а устроился в глубоком кожаном кресле, стоявшем у окна, из которого открывался отличный вид на утреннюю Москву. «Ну да, седьмой этаж, к тому же на холме!» Павел и сам иногда позволял себе выкурить папиросу, любуясь панорамой столицы.
– Ну, товарищи начальники, рассказывайте, зачем я вам понадобился?
– Видишь ли, Яков Исаакович… – Судоплатов поставил стул напротив кресла и сделал знак Эйтингону присоединиться. – Есть у нас одна группа. Хорошая группа, лукавить не буду, а если соотнести достигнутые ими результаты ко времени работы – так и вообще одна из лучших. Но кто они, мы до сих пор понять не можем.
– Как так? – На подвижном лице гостя отразилось удивление.
– А вот так! Либо они даже от нас конспирируются, либо чужаки…
– Либо не пойми кто! – подхватил Серебрянский{33}. – И вы, друзья мои, решили, что это может быть кто-то из известных мне людей, так? Из стариков, так сказать?
– Совершенно верно.
– А с чего такие идеи у вас появились, могу полюбопытствовать?
– Возраст фигурантов, стиль… – начал перечислять Эйтингон.
– От них что-нибудь есть? Как говорится, собственноручное?
– Да. – Павел поднялся, вернулся к своему рабочему столу и, отперев верхний ящик, достал довольно толстую папку. – Здесь почти все, что у нас есть на настоящий момент… – Он протянул документы Серебрянскому.
– Богато! – заменив «г» на «х», сымитировал южнорусский говор «заслуженный террорист». – Пару часов меня не беспокоить. И распорядись, Паша, чтобы чаю принесли.
Полтора часа все занимались своими делами: Судоплатов с Эйтингоном негромко переговаривались, обсуждая текущие дела, а Серебрянский шелестел бумагами в кресле, изредка хмыкая и делая какие-то пометки в принесенном ему блокноте. Наконец он отложил письменные принадлежности, допил залпом остывший чай и громко объявил:
30
Так называли суда, доставлявшие снабжение немецким подводным лодкам, действовавшим в океане.
31
В июле 1941 года Мэнзис наградил трех наиболее отличившихся при взломе немецких шифров (Алан Тьюринг, Гордон Уэлчмэн и Хью Александер), вручив каждому по 200 фунтов стерлингов. О размерах этой премии можно судить по тому, что кадет авиационного, к примеру, училища получал 1,5 фунта в месяц.
32
Так называли в дешифровальном центре в Блечли фрагменты немецких сообщений, использовавшиеся для взлома шифров. «Краб» – это последовательность, повторяющаяся в нескольких сообщениях, перехваченных в течение одного дня. С помощью анализа такой последовательности дешифровальщики определяли установки шифрующих барабанов шифровальной машины «Энигма». «Краб» получался, когда все шифровальные барабаны поворачивались на одну позицию одновременно, и это повторялось четыре поворота спустя. «Лобстер» – это комбинация, когда поворот происходил одновременно, но через четыре позиции комбинация не повторялась. Как говорил глава дешифровальщиков Дилли Нокс: «Лобстер» – это половина «краба».
33