– О чем размышляешь, командир? – Валерий Иванович остановился перед Вячеславом, снял очки и, достав из нагрудного кармана гимнастерки фланельку, принялся их протирать.
– Да так, о жизни нашей веселой…
– И чего надумал?
– Мечтаю, чтобы вместо уполномоченного от чекистов нам сто кило взрывчатки прислали.
– Мечтать не вредно. – Комиссар водрузил очки обратно и подошел к окну.
– Знаю, Иваныч, но все равно мечтается…
– Что, мост через Березину покоя не дает?
– Да на него как раз наплевать можно, западнее четыре мелких есть…
– А что разведка? Ты ж вроде посылал их по корчевкам.
– Слезки одни – аммонала три кило да восемь стограммовых шашек динамита…
– Да уж, не разгуляешься, – сокрушенно покачал головой Белобородько. – Смотри, командир, с опушки вроде машут. Неужели уже полчаса прошло?
– Двадцать четыре минуты. – Как представитель самого точного рода войск, Слава перед ответом сверился с часами. Хорошие швейцарские «котлы» подарил ему почти месяц назад Бродяга. Сняв их перед этим с убитого эсэсовца.
– А я думал, они так ходко по лесу шли. Ну что, майор, готов?
– А то! – Трошин одернул комсоставовскую коверкотовую гимнастерку, доставшуюся ему по случаю, заправил складки назад и потянулся за лежащей на столе фуражкой.
– Ты что же, их, как любимую тещу, на улицу встречать побежишь? – совершенно серьезным тоном спросил комиссар. – Не смотр, чай. Сядь и не вибрируй! Это они к тебе в гости приехали.
– Валерий Иванович, а ты, часом, нюх не потерял? – Нет-нет, а словечки и обороты, подхваченные у членов спецгруппы, проскальзывали в Славиной речи.
– А что тебе не по нраву? – усмехнулся Белобородько. – Я, как и положено комиссару, блюду моральный облик личного состава и поднимаю боевой дух, между прочим. Ты подумай, что бойцам в голову придет, если ты перед приезжими лебезить начнешь, а? С майорами госбезопасности вась-вась, а перед лейтенантом приезжим хвост поджал, да?
– Так я ж разжалованный! – почти выкрикнул Вячеслав.
– И куда гребет чужое горе? – способностью переиначивать грубые присловья комиссар Белобородько не уступал командиру спецгруппы, а уж Александр Викторович ругался виртуозно. – И не ори так, прошу сердечно, часового у двери напугаешь. Все, закончили на эту тему! Как там тебя Окунев учил? Вдохнул, выдохнул, кулаком по деревяшке шарахнул – и на душе спокойней?
– Ему – да, он эти деревяшки ломал, – уже более спокойным и размеренным тоном ответил бывший майор.
– Ну, ты по стенке врежь, он бы ее тоже не сломал…
– Как знать, как знать… – пробормотал Трошин и уже собрался было попросить комиссара глянуть в окно, не идут ли «гости дорогие», как тот сам сообщил, что посланники Центра уже почти на пороге.
Стук в дверь.
– Товарищ командир, разрешите? – На пороге появился Нечаев.
– Заходи, сержант!
За спиной у пограничника стоят двое: невысокий и сухощавый брюнет – ровесник Славы и молодой долговязый парнишка с совершенно, как показалось бывшему майору, неуместным в данной обстановке коричневым фибровым чемоданом в правой руке.
Нечаев заходить не стал, а шагнул в сторону, пропуская приезжих вперед.
– Лейтенант госбезопасности Новиков! – представился старший по возрасту и протянул руку вставшему из-за стола Вячеславу.
– Командир отряда Трошин, – дипломатично опустив свое звание, ответил Слава и пожал протянутую руку.
«А ничего так, крепкая! – отметил он про себя. – И ладонь вся в мозолях…»
– Кандидат Мысяев! – звонко представился младший, но руку протягивать не стал, а вытянулся по стойке «смирно».
– Батальонный комиссар Белобородько! – Валерий Иванович пожал руку старшему «гостю».
– Товарищи, – набрав воздуха, заговорил вновь прибывший, – меня направили к вам не только как делегата связи, но и для помощи в организации контрразведывательной и оперативной работы. Я так понимаю, что товарищ Нечаев у вас больше по разведке, а отдельной оперчасти пока нет?
– Секундочку, товарищ лейтенант! – перебил его комиссар отряда. – Что это мы на бегу разговариваем? Прошу проходить. – И он сделал широкий приглашающий жест.
– Конечно! – подхватил Слава, а сам подумал: «А не очень ли суетливо я себя веду?»