И маму.
Этой ночью я хотя бы могла обсудить с ним это.
Декс и мой отец обменялись любезностями, хотя теперь я знала, что они общались на постоянной основе. Я видела, как удобно им было друг с другом, и как много они не говорили.
Мы прошли внутрь, дом был теплым, пахло имбирным печеньем. Я не могла понять, был это освежитель, который все время использовала мама, или кто — то из них испек печенье. Но Декс опустил собаку и стал искать на гостиной и кухне Аду.
— Ада сделала печенье, — сказал отец. — Не так и плохо получилось.
— Ада? — удивился Декс. — Она же их не отравила? Она знала, что я приеду, и она знает мое отношение к печенью.
— Декс, ты говоришь это о любой выпечке, — отметила я.
— Я о том, что я знаю, что люблю, — он улыбнулся мне. — Сладости.
«Без странностей», — предупредила я его в голове, пока он не дополнил комментарий чем — то остроумным.
Мы прошли на кухню, где отец налил нам красное вино и указал на остывающее печенье на противне. Он проверил лосося в печи, наше традиционное рождественское блюдо. Пахло божественно.
Я хотела спросить, где была Ада, когда она появилась на пороге.
Я опешила.
Она выглядела удивительно хорошо. Я говорила это, потому что отцу стало хуже, а она в прошлый раз выглядела ужасно уставшей и тощей. Она все еще была худой, все еще казалась немного уставшей, но ее макияж был светлее, и она обрезала волосы до плеч, они были прямыми, гладкими, а цвет напоминал пшеницу, а не белила.
— А вот и маленький помощник Санты, — сказала она, и я поняла, что она говорила о Жирном Кролике, который отчаянно пытался подняться на нее. Она подхватила его, закрывшись им от объятий, и прошла на кухню.
— Когда ты обрезала волосы? — спросила я, ощущая себя неловко и отставшей. — И ты покрасила их. Хорошо выглядит.
Она слабо улыбнулась мне.
— Спасибо. ДиБи с улицы позвала меня. Сказала, что хотела устроить девичий день. Она отвела меня в суперсалон для старых леди, и я была убеждена, что выйду оттуда как Бланш из «Золотых девушек», но парикмахер хорошо постаралась, — она похлопала по кончикам волос. — Короче, чем я хотела, но и пусть.
Она посмотрела на меня, на Декса и обратно на меня.
— Вы выглядите… утомленно.
— Мы все так выглядим, — сказал отец, закрыл духовку и снял рукавички. — Уверен, мы все устали, — он переглянулся с Дексом.
Я хотела начать разговор, выпустить все, но знала, что лучше подождать до ужина. Сейчас это только сделает все неловким, и я ненавидела это, и хоть Ада выпила вина и осталась с нами на кухне, мы болтали о мелочах. Я обычно не болтала с сестрой о мелочах.
Вино постепенно согрело нас, пес успокоился, ужин был подан. Мы все сели за стол, на фоне тихо играла рождественская классика, и когда отец произнес молитву, мы приступили к еде.
Я решила дать всем поесть (лосось, как всегда, был хорош) перед моей речью.
Я посмотрела на Декса, он кивнул мне. Я сделала большой глоток каберне — совиньон и постучала ножом по бокалу, словно хотела произнести речь на свадьбе.
Ада и отец, сидящие напротив нас, удивленно посмотрели на меня.
— Я хочу кое о чем поговорить, — сказала я, и судя по тому, как они напряглись, они знали, что их ждало.
— Этот как освобождение от обид на Фестивус? — осторожно спросила Ада.
Я ухмыльнулась от ее отсылки на «Сайнфилд», потому что она была права.
— Может так казаться, но просто побудь со мной, — сказала я и глубоко вдохнула. — Ада, я знаю, тебе сейчас тяжело. Я знаю, что ты любишь Джея, а Джейкоб отослал его.
Глаза Ады округлились, потому что, скорее всего, отец не знал об этом. И, судя по лицу отца, так и было.
— Джейкоб отослал Джея? — спросил он. — Я думал, он просто переехал?
— Пап, — сказала я ему. — Я расскажу то, что покажется безумным, но ты должен принять это как правду, ладно? Это пойдет вразрез с тем, чему тебя учили в церкви, и со всей логикой в твоей голове, но ради себя и рани нас ты должен принять это.
— Перри, — прошипела Ада. — Что ты делаешь?
— Я делаю то, что нужно сделать. Для всех нас.
Она посмотрела на Декса в поисках поддержки.
— Декс, — взмолилась она.
— Пусть твоя сестра говорит, — строго сказал он.
Я благодарно улыбнулась ему, а потом повернулась ко всем.
— Ада, я знаю, что ты думаешь, что Джейкоб ошибся, я тоже так думаю. Я знаю, как обидно, что приходится работать с ним дальше, хотя он отослал Джея. Я с тобой в этом. Я просто не хочу, чтобы ты замыкалась, потому что если я чему и научилась в последнее время, то это тому, что такое может уничтожить. Особенно людей, как мы.
— Что значит, как «вы»? — спросил папа. Он повернулся к Аде. — И как ты работаешь с Джейкобом? Что делаешь? У тебя работа?
Ада взмолилась:
«Не говори ему».
Я ответила ей:
«Я должна».
— Пап, мы с Адой видим призраков. И другое. Это не новость для тебя, но, думаю, теперь ты понимаешь, что мы говорим правду. У нас есть способности с энергией, порталами и кучей безумства, которую даже мы еще полностью не понимаем. Мы унаследовали это от мамы, которая скрывала это лекарствами, а она получила это от Пиппы, и мы все знаем, что с ней случилось.
Я дрожала, пока говорила, но было приятно выпустить это.
— Аду тренировал Джей, теперь ее учит Джейкоб, чтобы убирать демонов на их место. Да, настоящих демонов, пап, — я хотела раскрыть большую правду, что она ходила в ад за нашей мамой, но это казалось темой для другого раза. Я не знала, как он выдержит это, новость, что она была там, хоть и временно. Я не знала, как сама с этим справлялась. Видимо, это доктор Ливо звала подавленной травмой.
— Я в это не верю, — буркнул он, вилка дрожала. Он опустил ее.
— Веришь, — сказала я. — Потому что ты постоянно видел нашу маму. Ты видел ее призрак.
— Что? — пискнула Ада, уставилась на него с открытым ртом.
Отец посмотрел на Декса с ядом, который мог убить лошадь.
— Не вини Декса, — быстро сказала я ему. — Он не сказал мне, хотя должен был. Я увидела твое сообщение на экране его телефона, а потом прочла все. Потом Декс рассказал, что происходило. Он сохранил твою тайну, но я должна попросить больше не доверять ему тайны. Мне плевать, кого ты этим пытаешься защитить. Было нечестно подставлять его. Я — его жена, он должен защищать меня, ставить меня выше. Ты же хочешь, чтобы твой зять так делал, да?
Он молчал, только смотрел на тарелку.
— Кто — нибудь скажет, что происходит? — спросила Ада, дико глядя на нас троих.
Я глядела на отца, надеясь, что он скажет ей правду, чтобы мне не пришлось.
Он закрыл глаза и глубоко вдохнул через нос.
Мы смотрели с тревогой.
Наконец, он посмотрел на Аду.
— Я вижу твою мать уже пару месяцев. Ее призрак. По крайней мере, я думаю, что это ее призрак.
— Погоди, — сказала она. — Ты знал, что я видела ее призрак. Я не знала, что и ты ее видел. Почему ты не сказал? Это серьезно, пап!
— Потому что она пыталась передать мне послание, и я боялся говорить тебе об этом.
Ада посмотрела на меня, приподняв брови, а потом на него.
— Что за послание?
— Не позволяй ей, — его голос дрогнул. — Она говорит «не позволяй ей», и я не знаю, о ком она говорит, что имеет в виду. Я просто хочу, чтобы она осталась и поговорила со мной. Я хочу ее вернуть, — он звучал слабо, испуганно, и мое сердце разбивалось на кусочки. — Я так скучаю по ней, девочки.
Черт. Я встала со стула, обошла стол и обняла его сзади.
Он заплакал, от этого зарыдала я, а потом заплакала и Ада. Она склонилась, присоединилась к объятиям. Вряд ли мы так рыдали семьей со смерти мамы, мы долго оттягивали. То горе не пропало, оно жило внутри, жило во всех нас, и мы тщетно пытались отогнать его.
Наконец, мы разделились, и я посмотрела на Декса напротив нас, он мягко улыбнулся мне, его глаза были мокрыми. Он был частью семьи, но не хотел вмешиваться.
Я села на место рядом с ним, и он нежно поцеловал меня в щеку, поймал мою ладонь под столом.
«Думаю, это требовалось, малыш», — услышала я его.
— И что же все это означает? — спросила Ада, вытирая глаза салфеткой. — Не позволяй ей?
— Она говорит или о тебе, или о Перри, — сказал Декс. — И никто не может понять. Но есть идеи…
Я снова вернула власть.
— Эта беседа не для того, чтобы испортить ужин, или чтобы вы себя плохо ощущали, или чтобы раскрыть все тайны. Просто я хочу раскрыть все, что происходило в моей жизни. А это много, и мне стоит быть более открытой. Мне нужно быть более открытой. Я не могу больше закрываться от вас. Вы — Паломино. Вы — моя семья.
А потом я завела историю.
Они пытались доесть ужин, пока я описывала последние шесть недель, но чаще глядели на меня, раскрыв рты. Я рассказала им все, от моей депрессии, психолога и желания ребенка до Саманты и ее демона, Атласа и Гарри, съемок, захвата Дексом (без части с сексом)… все, кроме Максимуса, потому что об этом мне нужно было поговорить с Адой наедине.
Когда я закончила, горло болело от речи, сердце колотилось, и я допила свое вино, бокал дрожал в руках.
Папа и Ада не знали, что сказать. Я вывалила на них грузовик информации.
— Итак, — Декс кашлянул, — может, Ингрид говорила о походе в дом. Не позволяй ей идти в дом. Или не позволяй забеременеть. Или, может, не позволяй ей все держать в себе. Или не позволяй Аде сближаться с Джеем. Если так, проблема решена.
Отец моргнул, а Ада выглядела недовольно.
— Мы не знаем, — продолжил Декс. — И пока она не даст что — то конкретнее, мы не узнаем, — он покачал головой. — Я не знаю, почему женщины Паломино всегда говорят загадками.
— Я не знаю, что с этим делать, — отец поправил очки. — Она такая… упертая. Это ужасает.
— Но пока она не уточнит, мы ничего не можем сделать, — отметил Декс. — Мы не читаем мысли, — он взглянул на меня. — Хотя ты читаешь, — он взглянул на Аду. — И, может, ты…
— Она не просто так приходит к тебе, пап, — сказала я. — Верно? Если бы дело было во мне и Аде, и она хотела бы уберечь нас, не думаешь, что она являлась бы к нам?
— Да, — сказала Ада. — Я видела ее, но она ничего не говорила мне. Это длилось лишь миг, но она могла бы попытаться. А этого не было.