Гадала, был ли это одиночный случай.
— Можешь оказать мне услугу? — спросила я у Ребекки через пару минут, мы прошли в магазин напротив квартиры за бутылкой вина.
— Что угодно, милая, — сказала она, разглядывая скудный выбор белого вина.
Я склонилась ближе, ощутила запах табака и ванильных духов.
— Давай не будем говорить Дексу о том, что мы с Люсиндой видели, — шепнула я ей на ухо.
Она нахмурилась.
— Серьезно?
— Я не хочу, чтобы он переживал, — сказала я. Это было правдой. Я не хотела говорить Дексу, кого видела в окне дома, и скрывала других призраков. Я не хотела, чтобы он думал, что меня снова преследовали призраки.
Особенно, когда я собиралась поднять с ним тему ребенка. Если я до этого считала его излишне оберегающим, то что будет, когда я забеременею?
— Я ничего не скажу, — сказала Ребекка и посмотрела на Люсинду, которая держала ее за руку, разглядывая магазин. — Не могу ручаться за нее.
К счастью, когда мы вошли в квартиру, из колонок гремела «OK Computer» от «Radiohead», на Люсинду тут же напал Жирный Кролик, который стал прыгать на нее, облизывая и целуя.
— Я ревную, — сказал Декс, проходя на кухню с кружкой в руках. — Вонючий засранец даже не поднимает головы, когда я прихожу домой.
Он был в домашней одежде — черных штанах и белой узкой майке — и явно не ожидал гостей, но и не переживал. Должна сказать, Декс в выходной был одной из его самых сексуальных версий, наверное, потому что он был с растрепанными волосами, а мышцы, загорелая кожа и татуировки было хорошо видно. Вырез его майки делал плечи шире, ткань подчеркивала его узкую талию, а штаны едва держались на бедрах. Он поймал мой взгляд, проходя мимо меня, губы изогнулись в улыбке, он склонился и поцеловал меня в щеку. Он знал, когда я глазела на него.
— Прости, что так ворвались, — сказала Ребекка, окинув его взглядом без восторга. — Мы думали, что немного выпьем тут.
— Не буду мешать, — он зевнул, опустил кружку возле рукомойника и подтянул штаны выше. Он повернулся к Люсинде. — Так — так — так, это же моя любимая племянница.
Я закатила глаза. У него была глупая привычка настаивать, чтобы Люсинда звала его дядей Дексом, хотя она вежливо отмечала, что он не был ее дядей.
— Я не твоя племянница, — сообщила ему спокойно Люсинда. Я подавила улыбку. — И ты не мой дядя Роджер.
— Я знаю, что я не твой дядя Роджер, — сказал Декс. — Я куда круче. Твой дядя Роджер делает так?
Декс подошел к ней с хитрой улыбкой, поймал Люсинду за пояс и поднял легко в воздух. Люсинда радостно завопила, пока он кружил ее по комнате, словно она ничего не весила.
О, боже.
Я видела, как Декс делал так с ней раньше, но в этот раз воспринималось иначе. Било с силой. Он выглядел счастливо, смеялся с Люсиндой, был в своей стихии. Я прижала ладони к груди, казалось, что сердце билось слишком быстро.
Я взглянула на Ребекку, та смотрела на меня с весельем и слезами на глазах.
Боже. Мои яичники просто взрывались.
Декс превратил Люсинду в самолет, кружил ее, проходя мимо нас, пока не собрался опустить на диван.
— Мы приземляемся, — сказал ей Декс, его голос звучал как из рации с треском, он стал опускать ее. — Надеюсь, на планете Вогсфер не будет монстров и… о, нет.
Жирный Кролик побежал за ними, прыгнул на диван и пытался достать на коротких лапах, чтобы облизать их.
— Прервать миссию. Повторяю: прервать миссию.
— Не — е–ет! — закричала Люсинда, пытаясь дотянуться до собаки.
Декс замер с ней в воздухе.
— Так ты хочешь приземлиться на планету Вогсфер, хотя там огромный и яростный пукающий зверь, готовый к атаке?
— Да! — захихикала я.
— Ладно.
Он опустил ее на диван, и на нее тут же напал снова Жирный Кролик. Она смеялась, пока пес прыгал вокруг нее.
— У тебя смелая дочь, Ребекка, — сказал Декс, подходя к нам. — Он все утро вонял тут.
Но, хоть он говорил о том, как пукала собака, думаю, я еще сильнее влюблялась в мужа. Нет, я была в этом уверена. Я не считала такое возможным, но снова и снова убеждалась, что у нашей любви было много слоев.
Я была готова влюбляться так глубоко, как только могла.
— Что? — Декс прислонился к острову, склонил голову, разглядывая меня. — Не говори, что ты ревнуешь.
Я попыталась убрать глупое выражение с лица, но не успела, Декс пошел ко мне, шевеля пальцами.
— Нет! — закричала я и попыталась убежать, пока Ребекка болела за него.
Поздно. Он схватил меня за талию, его руки обвили меня, подняли высоко над полом. Его мышцы напряглись, но он делал это так легко, что можно было представить, что он был силачом в цирке.
— Опусти меня! — сказала я, хотя хохотала, дрыгая ногами.
— Как скажешь, — он отнес меня к дивану и легко перекинул через его спинку, я плюхнулась рядом с Люсиндой и собакой. — Готовься к атаке.
Декс и Люсинда стали меня хохотать, пес участвовал.
Я смеялась и смеялась.
И на остаток дня забыла о произошедшем в ресторане.
Забыла о том, что видела.
Я просто ощущала себя нормальной.
И влюбленной.
Четыре
Я видела сон.
Он часто повторялся.
Мне приходилось снова переживать миг, когда я нашла Декса мертвым.
Я спустилась по лестнице в подвал в доме, который не должен был существовать, и я знала, что найду там, и что это порвет мою жизнь надвое, обрушит меня на колени, вытащит из меня душу. Я пыталась не дать себе спуститься, но ничего не могла поделать. Я была бессильна, меня влекло к худшему кошмару в моей жизни.
Я шла по следу крови против своей коли, шагала по холодному каменному полу, окруженному обгоревшими стенами, и нашла его там.
Где кончался кровавый след.
Декс лежал на спине, глаза были широко раскрыты, меч торчал из горла.
Как всегда, я подбежала к нему. Я не могла сдержаться. Я подбежала и рухнула на колени. Я зарыдала, закричала, трясла его.
Но это не помогало.
Ведь он был мертв.
Он умер в тот день.
И хоть я не отпустила его, пошла за ним в ад и отыскала, вернула его к жизни, это не стирало то, что мужчина, которого я любила больше всего в жизни умер.
Он умер.
Порой я гадала во сне, было ли это мое наказание за то, что я не разобралась с этим, легко смела под ковер. С тем, что я увидела, как любимый умер, что никто не должен был видеть.
Я редко говорила об этом во время терапии. Я говорила о бескорыстной жертве мамы, как она прыгнула под поезд, чтобы спасти всех нас. Но я не говорила о том, как Декс сделал то же самое… как это осталось со мной. Ужас той ночи протекал по моим венам как чернила, смешивался с кровью, не покидая меня.
А теперь, пока я смотрела на его тело в своем сне, глядела в его безжизненные глаза, я осознавала, как решительно он был настроен, чтобы вонзить меч в свое горло.
Декс убил себя.
Взял тот меч и оборвал свою жизнь.
И вряд ли я говорила с ним об этом.
— Декс, — прошептала я ему во сне, пальцы были в его крови, слезы текли по моему лицу.
Его глаза подвинулись, посмотрели на меня.
Полностью черные.
Я закричала.
А потом проснулась.
Я проснулась.
Сидела на кровати во тьме, крик застрял в горле, пот стекал по спине.
Декс был рядом со мной, перевернулся во сне.
— Детка? — шепнул он, голос был хриплым от его снов. — Ты в порядке?
В порядке ли я?
Нет.
Я посмотрела на него, его глаза медленно открылись, комнату тускло озаряли фонари Пятой авеню, свет проникал сквозь шторы.
— Ты умер, — прошептала я.
Он в смятении нахмурился.
— У тебя был кошмар?
— Нет, — сказала я. — То есть, да, был, но… Декс, ты умер.
Я опустилась на бок лицом к нему, пальцы нежно прижались к его горлу, где остался слабый шрам, такой слабый, что его было сложно разглядеть.
— Ты убил себя, — мой голос оборвался.
Мое сердце словно снова разбивалось.
Он пристально смотрел на меня, глаза блестели в полумраке.
— Детка, — сказал он, облизнув губы. Он прижал ладонь к моей голове, подтянул мое лицо ближе к своему на подушке. — Что сделано, то сделано. Я тут. Это важно.
Слезы кололи уголки моих глаз, горячие и угрожающие.
— Но это важно. Ты по своей воле убил себя, Декс. Ты сделал это.
Он сжал губы, разглядывая мое лицо.
— Я пожертвовал собой. Ты сделала бы то же самое.
Да? Хватило бы мне смелости вонзить меч в горло и оборвать свою жизнь ради общего блага? Я не была уверена, что была бы такой сильной, бескорыстной и храброй. Я была не как моя мать.
— Ты сделала бы то же самое для меня, — повторил он твердым тоном, придвинулся ближе, и я оказалась прижатой к нему. Он крепко обнял меня, я уткнулась головой в его шею, пыталась подавить картинку мертвого Декса из головы, пытаясь убедить себя, что он был тут, живой, настоящий и мой.
Я подавила слезы, глубоко вдохнула, его запах был до боли настоящим и знакомым, ощущался как дом. Я прижала губы к мягкой и теплой коже его шеи, ощущая под ней пульс.
Он был жив, жив.
Но, боже, было страшно думать, через что он прошел, когда сделал этот выбор.
— Было не так плохо, — шепнул он, целуя меня в макушку, улавливая мои мысли, как делал порой, когда мои эмоции были на пике. — Я умер, зная, как мне повезло. Мне очень повезло.
Он провел ладонью по моей макушке, по моей спине, прижимая меня к себе еще крепче.
— Ты знаешь, что я уже пытался себя убить, — шепнул он, голос был сдавленным и хриплым в тишине ночи. — Тогда я не знал, кем был, просто ненавидел то, каким был. Но было не так. Даже близко, — он отодвинул мою голову, уткнулся лбом в мой лоб. — Перри, ты сделала мою жизнь достойной. И смерть тоже. Прошу, верь в это.
Моя грудь будто провалилась, опустела. Я зажмурилась, слезы покатились из глаз. Я не сдержалась. Происходило так много, менялось так много, и я боялась, но была благодарна, что этот мужчина был рядом со мной.
— Шш, — сказал он, вытирая слезы большими пальцами. — Все хорошо. Я никуда не денусь. Ты знаешь, что застряла со мной. Хорошо это или плохо.