- Говорить без обиняков – неплохая идея, - признал Демидов-Ланской, решительно приходя на помощь Патрисии и снимая у нее с языка следующий вопрос, - однако я бы, с вашего, мадам, позволения сначала хотел уточнить источники. Откуда в Солка стало известно о «Ямане», диффузии и тибетских артефактах? Михаил Иванович, не могли бы вы кратко обозначить, от кого узнали о секретном проекте и зачем на самом деле прилетели в Уфу?
- Я отвечу, конечно, - кивнул Михаил, - никаких особых тайн в этом нет. Про тибетские артефакты под названием Нож, Чаша и Зеркало мне было известно от отца, а вот про «Яман» я ничего не слышал до вчерашнего дня. Слово «диффузия» впервые прозвучало в речи вашего сотрудника Виктора Соловьева. В Солка в ходу другое определение: «Разъятие и Сопряжение». Это буквальный перевод, взятый из рукописи, которая, если не ошибаюсь, была скопирована в библиотеке монастыря Сера(*). Кем скопирована – понятия не имею, это произошло еще до того, как я прибыл в Америку. Просто в ходе наших исследований выяснилось, что существуют такие вот древние тексты, и в них говорится о вещах, которыми мы так или иначе занимаемся.
(Сноска. Монастырь Сера – один из самых больших монастырей Лхасы, находится у подножия горы Пурбу Чок на высоте 3660 м, в 5 км севернее Лхасы. Построен в 1419 году)
- Монастырь Сера – это тот самый, где хранится Изначальная Ваджра? - подал голос Белоконев.
- Совершенно верно. Но должен сказать, что многие мои коллеги относились к этим абзацам весьма скептически. Как понимаете, магический посох, способный испускать молнии и раскалывать пространство и время, это не предмет научного интереса для нейробиологов. Меня от скепсиса избавила история нашей семьи, рассказы отца... - Миша оглянулся на профессора, по-прежнему лежащего грудью на клюке, словно в этой неудобной позе ему было лучше слышно и видно, ради чего он и терпел, - однако другие считали это легендой.
- Знаешь про этот монастырь? - тихо спросил у Белоконева Грач.
- Да, конечно! - шепотом ответил Геннадий. - Ваджра является наиболее важным объектом поклонения в Сера. Она была найдена монахом в пещере неподалеку от Лхасы, и с тех пор хранится в специальной комнате- хранилище. Ее показывают верующим раз в год во время церемонии.
- Откуда в Солка появился перевод рукописи? - спросил Демидов-Ланской.
Михаил потер нос:
- Мой отец не при чем, если вы намекаете... Кто-то когда-то побывал там, скопировал несколько отрывков, заинтересовавших руководство крупной транснациональной компании. Хозяева компании выделили грант для изучения «эффекта ваджры» в ритуальных практиках, но поскольку нужного клинка ни у кого не было, пришлось ограничиться изучением ритуалов вообще.
- Зачем это понадобилось?
- Есть другие, параллельные нашим, эксперименты… Предполагаю, был изобретен аналог… или это еще в процессе изобретения… там, кажется, возникли сложности с фокусировкой энергии и ее преобразованием.
- В Солка изготовили аналог ваджры? – уточнил Демидов-Ланской
- Нет, не в Солка, а в другом научном центре. И не изготовили, а только собираются.
- Тогда откуда вы знаете? Сплетни собираете?
- Это не сплетни, а инсайдерская информация… - Михаил снял очки и, достав из кармана платок, принялся протирать стекла. – Чтобы создать установку с характеристиками мифической ваджры, необходимо сначала представлять, какое влияние она оказывает на человека и как человек влияет на нее. Поэтому опыты в Солка первичны и очень важны для заказчика. Но это прикладная наука, понимаете? Мы знаем, что должно быть на выходе, зачем нам возрождать практику Бон на следующем витке…
- А как называлась траснациональная корпорация, заказавшая исследования? – осведомилась Патрисия как бы между прочим.
- Не знаю. Финансовый вопрос меня мало занимал, если честно, - уклонился Михаил.
- Простите, вы не ответили на вопрос, с какой целью прилетели в Уфу? - напомнил Демидов-Ланской. - Вы же были в курсе, что в Башкирии в последние несколько месяцев происходят матричные изменения. Где-то с января этого года...
- Надоело мне это все! - грубо и неожиданно оборвал его профессор. Он с кряхтением поднялся во весь рост и застыл, опираясь на трость: - Болтовня ни о чем! Мы теряем время.
Кирилл Мухин при этих словах придержал ноутбук за крышку, чуть разворачивая его, и задорно ухмыльнулся. Другие отреагировали не менее эмоционально, запереглядывались и зашептались.
- Папа, ну что еще? - Михаил с кривой гримасой оглянулся на беспокойного родителя. - Что опять не так?
- Все не так! - громыхнул старик. - Ну-ка, подвинься!
Он ткнул его палкой, и Михаил неохотно шагнул в бок.
- Папа, по-моему...
- Молчи, дурень! - Загоскин-старший кашлянул и впился взглядом в Патрисию. - Вы желаете знать, где сейчас находится моя пурба?
- Интересный поворот, - пробормотала она чуть слышно. - Предположим, я отвечу «да».
- Предлагаю честный обмен. Я вам говорю про пурбу, а вы мне – про Чашу. Идет?
- Отчего вы решили, что мне известно ее местонахождение?
Загоскин выпрямился и заговорил по-французски:
- Я знаю, кто твоя мать, ее звали Гвен де Гурдон. Де Гурдоны – древний прованский род, предки которых сражались в Альбигойской войне, (*) защищая свою веру. И защищая Грааль. Когда пал Монсегюр, ходили слухи, что драгоценную Чашу вынесли накануне по тайному ходу четверо молодых смельчаков. Среди них была и представительница де Гурдонов.
(Сноска. Альбигойская война или Альбигойский (Катарский) крестовый поход – это серия военных кампаний в 1209—1229 годы, проходивших на юге Франции (Лангедок) против еретиков альбигойцев (катаров и вальденсов). Термин происходит от г. Альби, одного из центров еретического движения. Старинный французский замок Монсегюр был последней цитаделью катаров, где они, по легенде, хранили свои сокровища, в том числе и священную чашу Грааля. В марте 1244 г. замок пал после 10-месячной осады крестоносцами, а 255 приверженцев учения катаров были сожжены)
- Прошу вас говорить по-русски, – сказала Пат, из принципа не желая подхватывать навязанный Загоскиным «междусобойчик». – Не все присутствующие владеют французским языком. Вы изучали историю моей семьи? С какой целью?
- Я искал Грааль, - усмехнулся профессор, продолжая глядеть ей в глаза. – Ты это знаешь. Вы все это знаете - он вам доложил, - Загоскин вытянул палец в сторону Соловьева, но не удостоил его взглядом, отдавая предпочтение хозяйке кабинета. – И я не понимаю, чего мы тут сидим битый час и маемся дурью. Вот что я думаю: коли представительница древнего рода хранителей Поющей Чаши оказалась в Башкирии и занимается некоей странной диффузией, с которой связана Чаша, то ей известно не только, что это такое, но и где она спрятана. Ты, красотка, для того и перебралась к нам на Южный Урал, чтобы быть поближе к Чаше. Я прав?
- Вряд ли вас интересует мой ответ. Вы и без того уверены в себе.
- Я человек с характером, это верно. И когда я вижу, на какие ухищрения идет ваш агент, желая напасть на след пурбы, я делаю вывод, что это единственная вещь, которой вам не хватает. Зеркало и Чаша уже здесь, осталось раздобыть последний артефакт.
- А если я скажу, что у меня нет ничего из перечисленного?
- Я не поверю. Как и ты, красотка, не веришь мне.
Пат сложила руки на груди и произнесла предельно вежливо:
- Можете верить во что угодно, однако Чаша давно уже не моя собственность. Я больше не являюсь ее хранителем. И Зеркало мы тоже не нашли, хотя искали очень тщательно.
Иван Петрович усмехнулся:
- Я понимаю, что так просто вы меня на секретный уровень не проведете. Кто я такой, чтобы мне тут экскурсии устраивали, верно?
- Экскурсии не входят в наши планы ни при каких обстоятельствах, - Пат холодно улыбнулась. – Вы правы в одном: Чаша, за которой присматривали мои предки, когда-то действительно была привезена в Башкирию из Монсегюра и какое-то время хранилась на горе Иремель. Но увы, как и ваша пурба, она оттуда пропала. Пещера на Иремеле пуста.