Вспомнив, к кому они ехали, Мила погрустнела. Как она будет его делить с этой женщиной и малолетней дочуркой?
- Минут через сорок будем на месте, - сказал Вик.
Чувствовалось, что дорога была ему хорошо знакома, но Иван Петрович тоже вдруг проявил осведомленность.
- Это Малый Ямантау, - сообщил он сразу всем, указывая на полосатую гору, встающую по правую сторону от дороги.
- Нам туда? – спросил Михаил.
- Нет, нам нужен Большой Ямантау. Его не видно отсюда, и я там никогда не был, а вот на хребте Караташ был. В студенческие годы.
- Вы ходили в походы? – поинтересовалась Милка, желая отвлечься от ревнивых мыслей.
- Тогда все ходили, - ответил профессор. – Нельзя было считаться бывалым туристом, если ты не поднялся на Орлиные скалы и не утопил котелок в бурных водах Малого Инзера. По весне Инзер шумит и клокочет, а знаменитый порог Айгир можно преодолеть только по большой воде. Не знаю, как сейчас, а прежде на майские праздники сюда приезжали толпы водников и походников.
- Это Инзер? – спросила Мила, указывая на реку, вдоль которой они как раз проезжали.
- Да, Малый Инзер, - подтвердил Иван Петрович. – А Межгорье, куда мы едем, стоит на его притоке – реке Кузъелге. С башкирского это переводится «река слез».
Мила поежилась. Нехорошие предчувствия усилились, но Вик, поймав в зеркале заднего вида ее встревоженные глаза, пояснил:
- Название историческое, и к нам отношения не имеет. Просто у подножия Ямантау в 18 веке произошло одно из сражений между восставшими башкирами и правительственными войсками.
- Восстание Карасакала, (**)- кивнул профессор. – У башкир сложена об этом поэма. В ней поется, как «горький ветер несет печальную песнь к медвежьим отрогам Злой горы и обессиленно роняет к подножию столетних сосен – там, где прозрачная Река слез омывает кости детей башкирского народа». Это не мешает любителям народного эпоса, по примеру Шлимана, искать в здешних краях золотой клад, зарытый последователями хана Гирея. Даже в наши дни, когда окрестности заповедника патрулируются военными, таких смельчаков предостаточно.
Остаток пути они проделали в молчании.
(Сноски. *О том, что Челубей был адептом бонпо, рассказывал настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Симонове, где сейчас покоятся мощи преподобномучеников Александра Пересвета и Андрея Осляби. протоиерей Владимир Силовьев в интервью каналу «Спас». По его словам, современные адепты учения Бон приезжали в Россию специально, чтобы выяснить, почему их «великий предшественник Челубей» проиграл знаменитую схватку. Они побывали в Троице-Сергиевой лавре, где провели какое-то время в беседах с монахами, пытаясь понять, каким образом схима и молитвы к «русскому Богу» способны повлиять на распределение ментальной энергии и противостоять мастерам бонпо, находящимся под защитой свастики и боевых заклинаний.
** Карасакал – это прозвище хана Гирея, которое о получил из-за огромной черной бороды. Он был предводителем башкирских восстаний 1735-1740 годов, в 1739 году принял титул Башкирского хана (последний башкирский хан в истории). В 1740 году у горы Ямантау погибло 280 бежавших от преследования семейств, возглавляемых Акаем Камакаевым, прадедом Салавата Юлаева. Оставшиеся 20 семейств, спрятав, как говорят легенды, родовую казну в одной из расщелин на горе, чудом спаслись, добравшись до Верхнеуральска. Тот клад ищут до сих пор)
12.2
12.2 /2.2
Патрисия показалась Миле совсем не похожей на ученую даму. Скорей уж на кинозвезду. Опрокидывая все шаблоны, согласно которым чрезмерно умные женщины выглядят как пугала, Пат производила сногсшибательный эффект. Увидев на стоянке шикарную блондинку, Мила сначала приняла ее за секретаршу. Не могла же глава «Ямана» самолично встречать визитеров да еще без фанфар, свиты и ковровой дорожки? Оказалось, могла.
Мила старалась не пялиться на француженку в открытую, это было бы неприлично и выдало бы зависть с головой. С неохотой, но пришлось признать, что природа оказалась щедра к сопернице, и та пользовалась ее дарами весьма умело. Речь шла даже не о физическом совершенстве, а о некоем полумистическом флере, который Пат культивировала в себе. За безупречными чертами угадывались настолько вызывающие и дикие глубины, что присутствовавшие мужчины моментально теряли голову, отвечая на ее подспудный первобытный призыв. То, как она двигалась, как улыбалась… Мила так не умела.
Михаил Загоскин, болтливый и развязный дамский угодник (каким он представлялся Миле с первой встречи), выскочив из машины, застыл и лишь глупо таращился на молодую директрису, а потом кинулся целовать ручку и долго ее не выпускал. Его отец, даром что старик, одобрительно хмыкнул и поклонился, чего не делал никогда и ни перед кем. Даже охранники, сопровождавшие их машину от КПП, пожирали Патрисию глазами, пусть и видели ее не в первый раз. А Вик… Его взгляд потеплел, когда они обнялись как старые добрые приятели.
Нет, к облегчению Милы, он не стал расшаркиваться и лебезить, но Милка все равно почувствовала: Патрисия все еще что-то значит для него. Когда-то они точно были вместе и расстались отнюдь не врагами.
Милу Пат игнорировала. Мила решила платить ей тем же. Но как можно игнорировать человека, от воли которого зависишь целиком и полностью?
Когда Пат повлекла ее куда-то «отдыхать», Мила сразу догадалась, что ничего хорошего ее не ждет. К счастью, Вик вмешался, буквально отбил ее, не позволив увести и спрятать, но Мила все равно еще долго дрожала и ждала подвоха – и когда они проходили очередное КПП, и когда спускались под землю на бесшумном лифте, и когда шли по ярко освещенному коридору с картинами на стенах и безликими одинаковыми дверьми… Бункер интерьерами мало напоминал тюрьму, но он являлся ею по факту.
Квартирка, которую для нее приготовили, смотрелась на первый взгляд уютно, как в гостинице не ниже трех звезд. Тамбур-прихожая, просторная комната с диваном, столом и кухонным уголком, и вторая, поменьше – спальня, украшенная голубой драпировкой с беленькими цветочками. Однако отсутствие окон, электронные замки, толстенные, укрепленные железом двери и пост охраны в коридоре говорили сами за себя.
Пат знала о том, какая мерзость свила гнездо в Миле Москалевой, и приняла меры. А еще складывалось впечатление (поверхностное, но весьма навязчивое), что Патрисия собиралась Вика вернуть. Питала такую надежду. За это Мила готовилась ее возненавидеть.
Она не хотела скандалить, но все в «Ямане» было слишком зыбким и пугающим. Горячая волна негатива неудержимо росла в ней, Мила боролась с отчаянием утопающего, но знала, что проиграет. От этого ей становилось совсем нехорошо. И куда только делось радужное настроение, с которым она вступила в этот день?
- Не понравилось? – спросил Соловьев, опуская у изголовья кровати сумку с ее скромным «приданым». – Прости, повлиять на выбор места я никак не мог.
- Я докажу ей, что меня не стоит недооценивать, - сказала Мила, стараясь произносить фразы ровно, без срыва на внезапную истерику – еще чего не хватало! – Но если она ждет, что я сломаюсь или дам повод посадить себя на цепь, то этому не бывать.
Она немедленно закрыла глаза и постаралась выровнять дыхание. Это отсрочило взрыв, но не отменило его.
- Не делай из Пат монстра, - вздохнул Вик. – Просто в свое время она намучилась с Грачом, вот и перестраховывается.
- А где живет Грач? – спросила Мила.
- Пойдем со мной, я вас познакомлю.
- А это хорошая идея?
- Уверен, что как раз хорошая.
Охранник проводил их безмолвным взглядом. Мила крепче сжала в руку Соловьева. Желая ее хоть как-то поддержать, тот старался выглядеть беспечным:
- Какие вкусные запахи! – произнес он, толкая дверь без таблички, оказавшуюся незапертой. – Надеюсь, нас тут покормят.