- Он хотел создать устройство, которое бы подчинило себе Чашу. Заставило бы ее выполнять команды оператора. К сожалению, он не довел это до конца.
Патрисия подошла и присела, подбирая упавшую книгу. Демидов-Ланской очнулся и тоже присел. Их руки встретились над переплетом, и Иван вздрогнул. Кожа Пат была теплой, она не являлась ни грезой, ни призраком. И он наконец вспомнил, что у Нобелевского лауреата Ласаля была только одна дочь.
Француженка улыбнулась и вручила, буквально всунула ему книгу в одеревеневшую руку:
- Мне кажется, вам стоит прочесть Соворотова от корки до корки, ведь это так звучит по-русски, я не ошиблась? Обложка – это «корка»?
Иван кивнул.
- Мой друг увидел бы в произошедшем знак судьбы: из всех книг на стеллаже вы выбрали именно эту. Или книга сама выбрала вас. «Это что-то значит» - так бы он сказал.
- Кто такой Соворотов? – спросил Иван, стискивая пальцы на корешке книги, обхватывая ее и сжимая так, словно она и впрямь обладала норовом и могла от него сбежать. – Он здесь, в Межгорье?
- Нет, Соворотов погиб в Антарктиде.
- Во время падения осколков астероида? А… вы?
- Нет, он погиб гораздо раньше. Еще до нашего с вами рождения, - Пат встала, и он вслед за ней. – А я, как можете убедиться, жива. Слухи о моей смерти были излишне преувеличены.
- Я рад! Однако книга совсем новая, на ней еще и краска не просохла.
- Я нашла рукописи Соворотова и отдала в печать. Труд советского гения не должен пропасть.
- Я изучал работы малоизвестных советских физиков, но не припомню, чтобы имя Соворотова мне встречалось прежде.
- Вы и не могли его встретить. Его биография остается засекреченной, как и темы, над которыми он работал перед смертью. Эту рукопись я нашла в Антарктиде на заброшенной станции «Надежда». Все прочее его наследие не уцелело, подозреваю даже, что было намеренно уничтожено.
- Уничтожено?
- Из банального страха. Мы честно искали, но они даже не потрудились упрятать его рукописи в какой-нибудь спецотдел до лучших времен. Они грубо заметали следы, стирая о нем всяческие упоминания.
- Так вы за этим ездили в Землю Королевы Мод? – вырвалось у Ивана. – Это был не каприз, не обычное путешествие. Ваш Фонд… он известен тем, что стремится предать гласности истинные факты. Его лозунг «Гласность. Объективность. Справедливость. Будущее».
- Поездка имела цель, - подтвердила Пат и отвела взгляд. – Несмотря на то, что фондом я больше не руковожу, мои принципы остались прежними. Я делаю, что могу и что умею делать хорошо – выкапываю из забвения достойные имена и факты. И продолжаю исследования.
«Вот почему из Фонда прислали отписку в ответ на мою заявку!» - осенило Демидова-Ланского. Он решил, что раз центр принятия решения переместился из Парижа на Урал, то и ему здесь самое место.
- А ваш… муж? – осторожно спросил он. - Надеюсь, он тоже выжил и вернулся из Антарктиды?
- К моему прискорбию, муж остался там, - Патрисия по-прежнему не смотрела на него, - я не хочу говорить, что он безвозвратно мертв. Все гораздо сложней. Расчеты Соворотова дают надежду, что все неприятности мира реально изменить. Вы поможете мне? – Она наконец-то повернулась, чтобы поймать его внимательный взгляд. - Поможете доработать его идеи, способные спасти не только жизнь моего мужа, но и нас всех? Ваш образ мысли так похож на образ мысли Соворотова! Вы бы могли… да, вы могли бы не только продолжить его работу, но и найти его ошибки. Найти и исправить. Нам грозят страшные бедствия, если мы вовремя не сумеем остановить то, что он испортил. Не даром имя Соворотова подвергли забвению. Он был виноват! Но это не значит, что он был во всем неправ.
- Я помогу вам, - твердо пообещал Иван. – Я постараюсь отделить зерна от плевел, если есть такая проблема.
Он обещал бы это в любом случае, даже если бы Патрисия не упомянула про грозящие беды. Демидов-Ланской чувствовал, что просто не сможет развернуться и уйти, оставив за спиной интригующую и сложную загадку. Он догадался, что речь пойдет о параллельных мирах, и что Патрисия, ее чудесное спасение связано именно с этим. Профессиональный интерес неожиданно переплелся с глубоко личным, и Иван уже считал минуты до момента, когда ему позволят проникнуть в тайну.
- За пределами Южно-Уральского заповедника меня практически ничего не удерживает, - добавил он. – Я могу приступить к работе, как только получу расчет на старом месте. Это займет примерно две недели.
- Отлично, - Пат снова улыбнулась, отчего в его груди разлилось счастливое тепло. - Вам нравится этот дом?
- Обстановка в нем вполне приличная. Да и цвет стен веселый.
- Любите красный?
- Он меня не раздражает.
- Тогда этот коттедж останется за вами. Добро пожаловать в «Яман», Иван Иванович!
15.2
15.2/5.2
Рядом с Патрисией все время находился Вик Соловьев. Взаимоотношения с ним напоминали Демидову-Ланскому американские горки: он то приходил в восторг от прозорливости Виктора и его толковых суждений, то раздражался от его вездесущности.
Про Соловьева и Ласаль-Долгову некоторые говорили, что они красивая пара: воплощение мужественности и женственности. Другие говорили, что Патрисия использует Виктора, третьи – что Вик использует ее. Иван ничего не говорил, но про себя признавал, что есть в этой паре нечто противоестественное. Возможно, его смущал факт, что Пат не соблюдала положенный траур и, несмотря на беременность, открыто появлялась с Соловьевым на людях. Сплетни ее не волновали, как и его, а вот Демидов-Ланской переживал их болезненно.
Иван не умел сходиться с людьми, а Пат, к которой он и подступиться не смел, весьма ценила мнение Соловьёва и прислушивалась к нему. Приходилось и ему сотрудничать с Виктором, хотя сотрудничество получалось кособокое, полное едкой горечи с его стороны и добродушной иронии со стороны Соловьева.
Иван ревновал Пат. Не только как женщину к удачливому сопернику, но прежде всего как блестящего ученого к дилетанту, который отчего-то был для нее столь важен.
Соловьев, скорее всего, догадывался, какую бурю вызывает в сердце нового сотрудника «Ямана». Вик замечал абсолютно все, и Демидов-Ланской был уверен, что даже самый первый их разговор начался с хорошо обдуманных фраз. Он сначала не понял их до конца, но позже сумел расшифровать.
- Наконец-то я имею честь познакомиться с самым хладнокровным физиком в «Ямане», - произнес Виктор в тот день, когда Иван окончательно переехал в «Маки».
Соловьев встретил его у КПП, где пришлось бросить городскую машину, и любезно помог перегрузить вещи на сидение электрокара. Электрокар был тесным и неприспособленным для транспортировки грузов, за коробками пришлось ездить дважды. Вот во время второй поездки, когда они оба уже слегка пригляделись друг к другу, и состоялся их диалог.
- Вы считаете меня хладнокровным? – уточнил Демидов-Ланской. – Почему? Вы совсем меня не знаете.
До этого они виделись мельком и вряд ли обменялись парой слов за исключением приветствий.
- Так вас охарактеризовала Пат, и я, пожалуй, соглашусь. Если бы я не знал, зачем вы здесь, то принял бы вас за начальника службы безопасности. С таким непроницаемым лицом вам бы допросы вести.
Соловьев добродушно улыбался ему, но Демидову-Ланскому не слишком понравилось такое начало.
- Что не так с моим лицом?
- Просто вы еще не видели всех наших сотрудников. Пат собрала в «Ямане» команду классических чудаков. Почти все они смахивают на растрепанного Эйнштейна с известной фотографии, когда он дурашливо показывает язык. Но вы не такой, вы лишены их взрывной хаотичности. Вы движетесь к цели ровно и по наикратчайшей траектории. Мне кажется, что среди коллег вы будете смотреться как ледокол в окружении юрких катеров. Вам суждено прокладывать путь, а им – следовать в вашей кильватерной струе. Во всяком случае, до поры. Я допускаю, что кто-то из них однажды претерпит трансформацию и тоже станет ледоколом, но на это потребуется время.
Иван выслушал сей пространный спич с завидным спокойствием, хотя внутри испытал раздражение. Он не любил льстивых речей, звучащих без повода. Соловьев был человеком себе на уме, и Иван не понимал, чего он хотел от него добиться.