- Вы решили избавиться от пурбы после взрыва на даче? – спросил Соловьев.
Загоскин кивнул:
- Буди стал проявлять к ней нездоровый интерес. То, что я вам рассказывал про подозрительных личностей, рывшихся в головешках, чистая правда. Мы с участковым приехали вовремя, и до шкатулки они не добрались, но я сразу понял, что в покое меня больше не оставят. Я даже догадывался, кто наводчик. Подозревал сына… Буди потом и сам спрашивал, что и как, где ценная вещь, куда пропала. Я сказал, что сгорела, но он не поверил.
- Зачем пурба Михаилу? – полюбопытствовал Геннадий.
- К тому времени он уже работал на американцев. Я был уверен, что ни к чему хорошему его увлеченность пограничными состояниями не приведет. Он искал доказательства материальности мысли, но я внушал ему, что это бесперспективно и опасно.
- Почему же? – вскользь возразил Соловьев. - Мысль имеет вес, и это доказано экспериментально. (*2) Ученым за это даже премию выплатили.
- О, дело не в этом! Я знал, к чему все это приведет. Буди хотел понять, как работала моя пурба. Это сделало его падким на всякую хрень, которая едва не испортила ему карьеру. Когда он внезапно заинтересовался работами Крохалева, (*3) я заявил, что это конец его репутации. Мы крупно поссорились, а потом его пригласили в Америку. Там давно работали над проблемой мысленных видений и их воплощения. Крохалев был в Солка весьма популярен.
- Крохалев? – Вик взглянул на Белоконева. – Не могли бы вы пояснить, я никогда о нем не слышал.
Геннадий кивнул, подтверждая, что и ему это имя незнакомо.
- Был такой скандально известный психиатр, - с неохотой произнес Загоскин, - жил неподалеку отсюда, в Перми. Все пытался фотографировать фантазии поэтов и всевозможный алкогольный бред у пьянчужек в вытрезвителе. Это было еще в СССР, и тогда подобные идеи считались ересью. А вот поди ж ты, времена изменились, и сегодня это стало модным!
- И что, ваш сын сумел доказать, что галлюцинации физически существуют и их можно зафиксировать на аппаратуру? – неподдельно заинтересовался Белоконев.
- Не знаю, чего он там доказал, - проворчал профессор. – Зрачки пьяниц он, к счастью, не фотографировал. Заявлял, что процесс отображения мысли от зрения вообще не зависит. В Москве он набрал группу слепых добровольцев и заставлял их думать, сидя перед компьютером, – собственно, за это шарлатанство его чуть из науки и не поперли. Но потом вдруг оказалось, что в Солка давно идут похожие эксперименты по влиянию человеческих желаний на генератор случайных чисел. И по странному совпадению, этим занимается его пропавшая девушка. Та самая, которую он любил до того, как мир изменился. Она выписала ему приглашение. Я чувствовал, что это неправильно. Что есть подвох, что просто так пропавшие люди не находятся, но Буди загорелся. Ничто не могло его остановить.
- Вы считаете, они специально привлекли его невесту, чтобы заставить уехать в Америку? – спросил Вик.
- Там все цеплялось одно за другое, и я бы не удивился… В Солка Буди быстро стал своим. Он высказал предположение, что с помощью упражнений на концентрацию, которые делали адепты Бон, можно повысить энергетический потенциал мысленных посылов. Он написал статью. Какой-то дурень-редактор ее опубликовал, и пошло-поехало. Они назвали это «морфинг сознания», словно человек – это тупой компьютер (*)
(Сноска: *морфинг-технология существует в компьютерной анимации, это визуальный эффект, создающий плавную трансформации одного объекта в другой. Применяется в видеоклипах и заставках)
- На Востоке, когда заходила речь о лечении болезней с помощью мыслей, говорили об энергии Ци, - заметил Соловьев, - а современные физики называют эту энергию «полем гравитационного магнита». Эти исследования и впрямь уже не считаются ересью.
Загоскин разнервничался:
- У этих экспериментов была одна цель – объяснить работу артефактов! Объяснить и повторить. Конечно, трудно спорить, что концентрированные эмоциональные мысли способны влиять на окружающую среду, но на основе этой теории уже создаются опытные образцы, управляемые без гарнитуры, а это насилие над природой. Морфинг сознания предназначен, чтобы одну реальность на практике плавно превратить в другую, желаемую. Никакая миссия по спасению планеты не способна это оправдать! Диффузия иссякнет, а новая техника никуда не денется, и станет еще хуже. От соблазна вмешаться никто не удержится! Вы слышали об угрозе технологической сингулярности? (*)
(Сноска: Технологическая сингулярность - неуправляемый и необратимый процесс технической эволюции, за которым последуют радикальные изменения в характере цивилизации вплоть до ее полного упадка. Технологии могут настолько развиться, что человечество перестанет поспевать за ними, понимать и контролировать их. Наименее оптимистичные оценки будущего дают Илон Маск и Стивен Хокинг. По их мнению, гонка за технологиями в любой сфере может привести к уничтожению планеты)
- Иван Петрович, - мягко спросил Вик, - если вы не одобряли действий сына, почему не поговорили с ним откровенно? Неужели бы он не понял ваших опасений?
- Вы еще слишком молоды, - сказал Загоскин, сбавляя тон, – и, наверное, в силу возраста верите в лучшее. В лучшее в человеке и в лучшее в этом мире. Ведь так?
Вик пожал плечами:
- Это не зависит от возраста, мне кажется.
- От возраста, от опыта – не важно. Среди нас живет зло, оно воплощается в самых невинных вещах, гнездится в самых светлых идеях, поэтому верить никому нельзя. Нельзя ожидать, что благие намерения приведут вас куда-то еще, кроме преисподней! Мой сын этого не понимал, потому что еще не пожил с мое. И вы тут тоже этого не понимаете. В «Ямане», гляжу, работает сплошь молодежь, которая никогда не нюхала жареного. Вы все заточены на результат. Прикрываетесь лозунгами всеобщего блага, но после достижения цели вы же не остановитесь, признайтесь! Вы найдете другую цель. А потом еще и еще. И в конце устроите всем такое, что гибель Атлантиды покажется цветочками. То есть, сами того не подозревая, вы работаете в перспективе на врага рода человечесеого.
- Но что же делать? Без этих исследований мир действительно может завтра погибнуть. Нет гарантий, что диффузия прекратится сама по себе. Пока все развивается по наихудшему сценарию. А что будет потом… никто не знает будущего.
Старик понурился. Даже Белоконев, не больно-то разбирающийся в людях, признал, что профессор говорит то, что думает. Иван Петрович больше не желал играть в игры, он устал. И врать устал, и бороться.
- Вот поэтому нам и придется туда поехать, - сказал Загоскин, – на Мадагаскар. Я понимаю, без этого не обойтись. И я во многом виноват. Я помогу добыть пурбу – ее обязательно привезут туда. Мой сын небось уже позвонил кому надо и рассказал.