Он был уверен, что такой роскоши в задрипанной гостинице не сыщешь. Однако де Трейси улыбнулся и махнул рукой кому-то, материализовавшемуся за спиной у Москалева:
- Коньяку и латте для меня!
Буквально через секунду все это уже стояло на столике перед ними.
- Угощайтесь, хотя вы за рулем... это немного неосмотрительно, не находите?
- Не нахожу, ни одна собака не остановит кортеж с охраной.
Француз усмехнулся и взял свой кофе за блюдечко, неторопливо поднося дымящуюся ароматным паром чашечку к губам.
- Сегодня вас ждет экзамен, - изрек он погодя, - последнее испытание, после которого оруженосец становится полноценным рыцарем и получает все преимущества, которое дает членство в наднациональном Клубе.
- Прекрасно, но почему мы встречаемся в этой дыре?
- Конспирация. Вы пейте, пейте ваш коньяк. Экзамену он как раз не помешает. При условии, что вы не потребуете добавки.
Под внимательным взглядом француза Москалев взял стакан, поболтал налитой в него темно-янтарной жидкостью и сделал глоток. Де Трейси одобрительно кивнул.
- Мне понадобится храбрость? – небрежно осведомился Дмитрий.
- И храбрость тоже. Я расскажу вам занятную историю, Дмитрий Сергеевич. В Москве есть одна нужная нашему обществу вещица, и мы рассчитываем, что вы немножко нам поможете в ее поисках.
- Еще одна вещица? Отлично. Что вы ждете от меня?
- Вы не хотите услышать сначала, что именно нам нужно?
- Говорите, – кивнул Москалев, вновь отпивая коньяк. Он уже понял, что де Трейси заранее наметил что и как говорить, поэтому спорить с ним не имело смысла.
- Это старинный текст из коллекции Владимира Голенищева.
- Понял. Вы предлагаете мне отправиться сейчас к Голенищеву и договариваться с ним о покупке? Вещица, полагаю, ужасно дорогая.
Де Трейси расхохотался. Он поставил кофейную пару на стол, чтобы не уронить ее от конвульсивного смеха.
- Ох, простите! – француз вытер слезы и посмотрел на тихо закипающего от злости Москалева. – Ваша шутка удалась! Давно меня так не веселили.
Дмитрий влил в себя остатки коньяка и посмотрел на своего визави, играя желваками. Он ненавидел тех, кто смел выставлять его дураком (а в том, что так и есть, сомнений не возникало), только ненавидеть де Трейси было и опасно, и бесперспективно.
Француз перестал ржать и изобразил на лице серьезную мину:
- Как говорят русские, потехе отведи один час, а делу – все свое время. Приступим же к делу. Я вам поясню, чем так ценен этот папирус и почему вы не сможете его купить.
- Все можно купить, если есть деньги, - сухо сказал Москалев.
- Вы слишком горячи, поэтому ошибаетесь. Но это свойственно молодежи.
Француз нарочито вздохнул, причисляя себя самого, очевидно, к умудренным старикам. Это было бы забавно, если бы Москалев собирался повеселиться. Но он не собирался.
- Деньги, мой дорогой друг, вообще не важны, - изрек де Трейси. - Важна власть.
Дмитрий счел сентенцию чудачеством. Как это – деньги не нужны? Так могут утверждать только те, у которых их куры не клюют, а Москалеву их вечно не хватало. Не на хлеб и не на девушек, конечно, а на более крупные проекты. Приходилось брать ссуды, отдавать с процентами – это лишало его свободы маневра и вгоняло в зависимость.
- Деньги – это и есть власть, разве нет? – спросил он.
- Все с точностью до наоборот. Вы не знаете, что такое власть.
- Разве?
- То, что вам доступно, это лишь крохи с общего стола. Как бы ни были вы самодовольны, сегодня я приказал вам явиться, и вы покорно подчинились. Всегда будет кто-то отдающий приказы, которые вы будете обязаны исполнять. Почти всегда.
Дмитрий пожал плечами, скрывая, насколько неприятен ему разговор в подобном ключе:
- Диалектика. В мире нет ничего абсолютного.
- К абсолюту можно приблизиться. И, кстати, подлинник, который мы ищем, здорово поможет нам в этом.
- Подлинник из коллекции Голенищева?
– Он был создан жрецами древнего саисского храма и дает его обладателю то, чего не купишь ни за какие деньги.
- Вот как.
- Владимир Голенищев – известный русский египтолог, (*) – любезно пояснил де Трейси. – В Санкт-Петербурге на улице Моховой он хранил обширнейшую коллекцию папирусов, более пяти тысяч экземпляров. Он был прекрасным учёным, но никудышным предпринимателем. Хотя все его предки были купцами-золотопромышленниками и сколотили огромное состояние, Владимир не унаследовал их деловой хватки. Он много тратил на свои поездки, а когда акционерное общество, куда он вложился, обанкротилось, остался без средств. Чтобы спастись от разорения и расплатиться с кредиторами, он стал распродавать свою коллекцию. Значительный массив уникальных экземпляров попал в государственный музей, но единичные папирусы были проданы в частные руки. Собственно, именно благодаря последнему маневру Голенищев хоть как-то удержался на плаву. Государство приобрело коллекцию в рассрочку, но потом случилась война, переворот, революция... Ученый так и не дождался своих денег. Хорошо, что хоть ноги унес, эмигрировал во Францию, потом в Египет, где некоторое время работал в Каирском музее. А то ведь мог бы и головы лишиться, не так ли? Большевики были скоры на расправы.
(Сноска. Владимир Семёнович Голенищев (1856-1947) – выдающийся русский востоковед, египтолог, коллекционер, ученый-путешественник. Им заложены основы изучения истории, культуры, религии, языка и искусства Древнего Египта в России)
Приплыли: иностранец учил его русской истории! Таких подробностей Дмитрий не знал, запамятовал даже имя египтолога, хотя наверняка слышал прежде, и эта снисходительность де Трейси, почитавшего себя едва ли не энциклопедистом, бесила. «Погоди, вот останется последнее испытание позади, получу доступ к вашим активам и рынкам, я вам устрою!» - зло думал он, улыбаясь собеседнику губами.
- Нас интересует папирус, который Голенищев уступил частному коллекционеру в 1911 году. Разумеется, перед тем, как продать, он скопировал текст и перевел его. Голенищев знал 13 языков и прекрасно владел письменностью маду нетчер, использовавшейся в Древнем Египте на протяжении трех с половиной тысяч лет. У нас есть эта копия и перевод, и до некоторых пор мы полагали, что только они и уцелели. Но вдруг прошел слух, что имеется и оригинал, и он находится в России, в Москве. Поскольку с переводным иероглифическим текстом у нас возникли… скажем так – некоторые трудности, нам требуется сравнить копию с оригиналом.
- Что же вам помешало? Несговорчивость владельца?
- Да, очень жаль, что он оказался человеком весьма неуступчивым. В точности как вы, Дмитрий Сергеевич. Никогда не забуду, как вы обошли нашего человека на аукционе «Сотбис»!
- Так что конкретно нужно от меня? – резко спросил Москалев.
- Терпение, Дмитрий Сергеевич!
Тихий слуга вновь появился в комнате, чтобы передать французу телефонную трубку. Де Трейси приложил ее к уху, выслушал сообщение с каменным лицом и посмотрел на насторожившегося Дмитрия:
- Все отменяется.
- То есть как?
- Езжайте домой. Ваша помощь потребуется не сегодня.
- Вы вот так просто выдернули меня посреди рабочего дня, а теперь отсылаете прочь?!
- Именно это я и делаю, - де Трейси поднялся. – Всего вам хорошего, Дмитрий Сергеевич!
Москалев ехал в машине и ругался сквозь зубы. Он чувствовал себя дрессированной мартышкой, которую заставляют показывать трюки на потеху почтенной публике. Записка, приказ купить пакетик чипсов, дешевая гостиница – чего они хотели этим добиться? Каковы их истинные цели?
Прозрение не заставило себя долго ждать. Через три дня его навестил следователь. Это была предварительная беседа без протокола, но уже она заставила Москалева изрядно понервничать.
- Что вас связывало с Артамоновым Святославом Савельевичем? – спросили его.
Дмитрий принялся было отрицать свое знакомство (совершенно справедливо, между прочим, потому что слышать не слышал эту фамилию), но следователь напомнил, что с Артамоновым они пересекались на выставке.
- Вы же там были, Дмитрий Сергеевич? И именно в этот день.