- Ну, был. И кроме меня еще добрая тысяча человек.
- А еще Артамонов часто захаживал в вашу лавку, что на Кузнецком, и в его портмоне нашли вашу визитку.
- Да мало ли кому я давал свои визитки! Они и предназначены для того, чтобы раздавать их незнакомым людям. Может, мы и встречались с этим человеком, - Дмитрий пожал плечами, – но он был столь мелок, что я его и не запомнил. К чему все эти вопросы?
- Что вы делали с полудня до трех часов в минувшую среду?
Следователь спрашивал о том дне, когда Москалев встречался с де Трейси в гостинице. Поняв это, Москалев испытал приступ безотчетного страха.
- Я был на деловой встрече.
- С кем именно?
- Это конфиденциальная информация. Почему вы задаете мне все эти дурацкие вопросы?
- Святослав Артамонов убит.
- И мне-то что с того?
- Вашу машину видели у его дома, это засекли камеры видеонаблюдения, - ответил следователь, - только не говорите, что в машине были не вы. Вас опознали в магазине, куда вы заходили перед тем, как прийти к коллекционеру в квартиру. Магазин расположен в доме, где жил Артамонов. Вы встречались с ним в тот день, не так ли?
«Пакетик чипсов, значит?!» - Дмитрия охватила злость. Он даже не спрашивал, что это был за магазин, и так все было понятно.
- Я буду беседовать с вами только в присутствии моего адвоката, - заявил он.
Собственно, в тот раз он отделался легким испугом. Да, машину его видели в районе убийства, но ни отпечатков пальцев, ни сходства с человеком, проникшим к коллекционеру в дом, не нашли. Однако, когда убийства продолжились, и в полиции стало ясно, что у них серия, за Москалева принялись всерьез. Кто-то раскопал, что недавно он приобрел на аукционе пурбу, а убийства (вот же засада!) совершали похожим по форме и редким (да будь проклят тот чертов аукцион!) кинжалом.
Пурбу забрали на экспертизу, которая не нашла на лезвии никаких остатков крови. Дмитрий выдохнул, но нервы ему все-таки попортили изрядно. Он позвонил французу и потребовал объяснений.
- Неужели вы запамятовали суть наших давешних разговоров? – спокойно отбил претензии де Трейси. – Многомировая интерпретация Вселенной разрушает понятие личности. Великая тайна заключается в том, что каждый из нас состоит из дробящихся частей единого целого, а мир является растущей по экспоненте совокупностью событий, разветвляющихся в каждый следующий момент. Поэтому не сокрушайтесь понапрасну, считайте, что мы с вами подарили Зайкову, Артамонову, Гуревичу и прочим неудачникам вечность. Они отныне будут жить долго и, надеюсь, счастливо, чтобы наблюдать свой собственный отпочковавшийся мир. Вы знаете, что сознание живет лишь в живых копиях? Нет? Теперь будете знать. Возможно, вы даже сможете однажды встретиться с этими людьми и обсудить произошедшие с ними в новом мире перемены. (*)
(Сноска. Де Трейси цитирует физика Пола Халперна, профессора из Филадельфийского университета Жизнь. Халперн имеет докторскую степень по теоретической физике, степень магистра физики и степень бакалавра по физике и математике. В своей научно-популярной книге «Играют ли коты в кости? Эйнштейн и Шрёдингер в поисках единой теории мироздания» он рассуждает о мультивселенной и параллельных мирах и утверждает, что версия отдельного человека должна существовать вечность, поскольку он должен наблюдать свой мир. «Каждый субъект состоит из частиц, которые подчиняются квантовым правилам. Поскольку от человека бесконечно ответвляются копии вследствие раскола его сознания и тела, при квантовом переходе появляется альтернатива его существованию. С одной стороны, нельзя пережить множественный опыт, вследствие чего человек воспринимает себя единым, а мир - единственным. С другой стороны, в свете новых открытий в физике, нам приходится смириться с тем, что жизнь не такова, какой она кажется. Возможно, что сознание живёт лишь в живых копиях, поэтому каждому предстоит пережить квантовый переход и остаться в живых»)
- Да мне плевать на вашу заумь! – рыкнул Москалев. – И на придурков этих покойных тоже плевать. Но вы нагло подставили меня! За это в приличном обществе бьют морду.
- Смирение рыцаря предполагает…
- В гробу я видел ваше смирение! Что вы планируете сделать в следующий раз – подбросите мне в дом дымящийся пистолет?
- Так вот что вас заботит, - дошло до де Трейси. – Вам не о чем беспокоиться, Дмитрий Сергеевич. Вы один из нас, а своими братьями мы не разбрасываемся. Выполняя приказы, вы находитесь под высочайшим покровительством и неуязвимы, пока беспрекословно послушны. Помните, что вы с нами навсегда, а если захотите расстаться, покупкой чипсов под прицелами камер не обойдется.
- То есть это была обычная акция устрашения? И главное у меня еще впереди?
- Верно. Вы и ваша пурба нам скоро понадобитесь. По-настоящему. Ваше последние испытание отложено, но не закончено.
- А, вот в чем дело! – рассмеялся Дмитрий, нервно прохаживаясь по кабинету взад-вперед с трубкой возле уха. - Вам непременно надо повязать меня кровью. А не боитесь, что я в следующий раз, когда меня спросят, расскажу о вас?
- Вы не расскажете. Мы с вами, как и положено рыцарям, прикрываем спины друг друга. Предательства у нас не прощают.
Дмитрий закончил разговор, с проклятием бросив телефон и нечаянно разбив экран. Последнее не добавило ему спокойствия.
Однако он погнался за сказочной жар-птицей по собственной инициативе, и теперь, когда она норовила его заклевать, некого было винить в этом, кроме него самого.
17.7
17.7/7.7
После случившегося Дмитрий отходил какое-то время, но, поскольку неприятностей с законом ему удалось избежать, он скоро успокоился. Когда пришло время действовать по-настоящему, он, к собственному удивлению, уже никаких мук не испытывал – свыкся с неизбежностью. Все прошло быстро, без помех и не оставило в душе горького послевкусия, хотя дело оказалось не в пример результативнее, да и крови было много.
До сих пор Москалеву не приходилось убивать, но в первый день ему и не позволили делать это лично. Объяснили: владеть пурбой – это одно, а выполнять роль жреца – совсем другое. Даже присутствовать при ритуале ему не требовалось, никто на этом не настаивал, но Дмитрий все-таки смотрел. Любопытство – страшная вещь. Он ждал от себя брезгливости, ужаса, слабости, но не почувствовал практически ничего. Эта внезапная обыденность его слегка насторожила, конечно, но заниматься самокопанием не хотелось. Не заблевал пол – и хорошо.
Во второй раз, в третий - там стало легче. Намного легче....
Дела его пошли в гору. Он расширил бизнес, купил себе вторую лавку с восточным барахлом и перестал тревожиться за свое будущее. В конце концов, не он один замарался, выстраивая империю. Все состояния мира так или иначе стоят на крови, просто в средние века с этим было проще, а сейчас, чуть что, общество поднимает вой, как будто кому-то есть дело до жизни и смерти отдельных личностей (и как будто все эти «отдельные личности» были ангелами).
Правда, когда он с Милой был на Мадагаскаре, старый колдун-умбиаси сказал ему без обиняков:
- Ты – убийца! Думаешь, что смерть принесла тебе выгоду? Нет, она принесла тебе погибель. Красные глаза смотрят на тебя! Они подчинили тебя, выпили тебя. Ты - это больше не ты, а пустая глупая оболочка. Скоро ты совсем умрешь и станешь прахом. Но винить в этом будешь свою жену.
Переводчик с местного наречия (старик не говорил по-английски) хладнокровно все перевел, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Дмитрий сурово посмотрел в его темные глаза, прикидывая, не опасен ли ему невольный свидетель, и решил, что нет. Пусть живет.
- Старый хрыч заговаривается? – поинтересовался он с усмешкой, предлагая отличный вариант все разрулить без напряга.
Переводчик с готовностью ухватился за эту возможность. Он поклонился и скорчил виноватую рожицу:
- Такое бывает, да! Он старый и плохо соображает. Его слова следует понимать иносказательно.
Дима знал, что колдун не ошибся. Он был убийцей. Мерзкий демон, украшающий рукоятку пурбы, забрал себе его душу. Впрочем, до тех пор, пока это оставалось тайной, ему было все равно.