- Хотите, я найду для вас другого умбиаси? – продолжая усердно кланяться, поинтересовался проводник. – Я найду, я знаю такого, он живет недалеко.
- Нет уж, хватит с меня пророков, - отказался Дмитрий и направился к жене: - Мила, мы уезжаем!
Чтобы там не бормотал этот выживший из ума старик, с женой ему повезло. Как и с тестем. Он добился этим браком главной цели: приобрел связи и пополнил мошну. Винить их в чем-то? Да никогда! Это опасно и непродуктивно. Ну, а то, что порой приходилось платить за услуги «грязной работой»... неприятно, конечно, но его это не пугало. Его покойный дед в девяностые и не такое проворачивал. Да и папаша щепетильностью не отличался. У Дмитрия жизнь в этом отношении складывалась куда проще.
Но однажды он сам все едва не испортил.
Произошло это по пьяни. Напиваться в доску Дмитрий не планировал, вышло само. Удачная сделка перед Новым годом наложилась на очередной взбрык жены, и это требовалось запить, чтобы переварить.
Мила давно уже освоилась в роли хозяйки и все чаще показывала норов. Дмитрий злился, но памятуя о могущественном тесте, не смел совсем уж переходить грань, чтобы раз и навсегда поставить нахалку на место. «Надо было жениться на восточной женщине, - думал он, - те не приучены перечить господину и знают, как его ублажить».
Мила – не знала, а иногда и просто не хотела. Она вообще норовила забрать себе все больше власти. Года через три, после рождения запланированного наследника, Дмитрий собирался услать ее куда-нибудь подальше: во Францию или в Швейцарию. Но пока приходилось терпеть и подстраиваться. Тесть бы развод и пренебрежение дочуркой не простил. Как и явных синяков на лице – поэтому приходилось сдерживаться и прибегать к психологическим приемам. Унижать гордячку, ломать ее, принуждать – все это тоже доставляло удовольствие.
Однако в тот вечер вышло совсем уж кривобоко. Мила простыла и ушла к себе, чтобы вволю поболеть, и Дмитрий решил, раз уж так, ни в чем себе не отказывать. Может, потом и «по бабам» отправился бы, раз жена к исполнению супружеских обязанностей не готова. С ним в доме находился его закадычный друг и помощник Андрей Серегин, и сидели они хорошо, душевно. Дмитрий не заметил, как превысил дозу и принялся трепать языком.
В какой-то момент его прервал женский вскрик. Дура-жена, оказывается, подслушивала и, как обычно бывает, мало что поняла из услышанного.
Дмитрий вспомнил о категорическом запрете тестя распространяться о секретных делах в ее присутствии и перепугался. Серегин тоже – он торопливо сбежал, для проформы попытавшись внушить Миле, что ее муж просто пьяный дурак и привирает под влиянием алкоголя.
Мила, конечно, не поверила. Дима видел это по ее глазам, хотя во всеуслышание она утверждала обратное. Но в глубине-то души она считала супруга порочным! Мила ненавидела его, и Москалев это чувствовал. Из удобного средства для достижения цели жена стремительно превращалась в обузу.
«Хоть бы наследника скорей родила!» - в запале подумал он и решил ускорить сей процесс, приступив к нему немедленно.
Мила сопротивлялась и кричала, и Дмитрий окончательно потерял лицо. Он орал на нее, нещадно бил, чего не позволял себе прежде, и грозил придушить, если та проболтается хоть кому-то о своих подозрениях.
Он не шутил. Он и впрямь был готов ее убить, тем более, что от возни его мужской запал исчез, и фиаско больно задело самолюбие. Первая осечка за всю жизнь – и когда! А главное, с кем! И если для того, чтобы стереть этой бабе память, потребуется открутить ее хорошенькую головку, то он бы пошел и на это. Да, пошел бы, если б не страх перед ее отцом.
Страх унижал, и Дмитрий хотел отомстить за это той, которая оказалась свидетельницей.
Он бросил ее в спальне на измятой кровати. После произошедшего Мила двигалась с трудом, и он счел, что с нее достаточно. Он даже подумал, что придется потом снова разыгрывать сцены покаяния и дарить подарки в надежде, что она не станет жаловаться папочке. Мила вечно норовила выставить его сволочью, хотя почти всегда была во всем виновата сама.
Москалев вернулся к накрытому столу и обвел его мутным взглядом. Прислуга убрала грязные тарелки, заново разложила закуску и выставила еще одну бутылку. Его привычки старались предугадывать, но сейчас кухарка явно промахнулась – пировать в одиночестве Дмитрию претило. Андрей же, гадина, слился, не захотел присутствовать при семейных разборках.
Дмитрий уселся на стул и подпер голову руками. Прежде он никогда не позволял себе распускаться на людях. Серегин хоть и свой, но все равно чужой. Растреплет. Сколько он ему выложил за вечер? Дмитрий плохо помнил, эмоциональная вспышка выжгла его дотла.
- Пойти проветриться или лечь спать? – спросил он сам себя. – Дилемма…
Он выбрал прогулку. Садиться за руль благоразумно не стал и вызвал такси (оба водителя были отпущены на Рождество к семьям). Москалев решил поехать в центр и завалиться в какой-нибудь бар, все равно какой. Лучше даже незнакомый, где точно не встретишь известных и осточертевших ему рож.
Так он и сделал. Кутил до утра, потом отсыпался в номере гостиницы и домой собрался лишь под вечер 7 января. Такси приехало быстро, но на выезде из города образовалась пробка – Москва, праздновавшая всю неделю, слегка оклемалась и попыталась вернуться в привычный ритм, ведь завтра был первый рабочий день.
По пути Москалев велел таксисту остановиться у Торгового центра и вышел, чтобы купить букет цветов. От магазина до дома было десять минут пешком, и Дмитрий захотел пройтись, настроиться на нужный лад.
В калитке, наполовину просунутый под накладной замок, белел конверт. Москалев не сразу сообразил – думал, это снег. Писем ему никто не писал, а если и писал, то не втыкал их в щели калитки.
- Обнаглели эти рекламщики! – проворчал он, выдирая конверт и собираясь бросить под ноги.
Однако картинка в виде свастики, забранной в круг, в том месте, где лепят марки, остановила его.
- Это еще что?
Дмитрий зажал цветы под мышкой и разорвал конверт, добираясь до послания. Почерк был знаком: руку де Трейси он бы ни с чем не перепутал.
«Вам известно, что бывает с клятвопреступниками? Им вырывают языки»
Москалев покрылся холодным потом и заозирался. В мозгу билась только одна мысль: КТО? Кто посмел настучать на него?!
Вариантов было немного, всего три. Кухарка (но ее не было в комнате, когда он откровенничал), Сергей (но до сих пор друг платил ему преданностью) и Милка…
- Нажаловалась на меня, сучка!
Отбросив ставший ненужным букет, он бросился в дом. Мила была в библиотеке. Дмитрий налетел на нее, стащил с кресла за волосы и бросил на пол.
- Да будь ты проклят, убийца! – взвыла Мила.
- Я убийца? Да, я убийца! – взревел он. - А ты предательница и стерва! Отвечай, как давно ты спелась с де Трейси?
- С каким еще де Трейси?
- Вот только не надо строить из себя невинность!
- Я не знаю никакого де Трейси. Ты спятил?
- Шлюха! Ты спала с ним, да? И шпионила для любовника в моем же собственном доме?
- Это неправда!
- Врешь!
Мила смогла подняться с пола, но последовавшая оплеуха опрокинула ее на витрину с пурбой. На секунду Дима замер, отмечая иронию судьбы – снова этот дьявольский артефакт!
- Не смей меня бить!
- Ты моя! И я буду делать с тобой все, что захочу. И когда захочу!
Он рухнул на нее сверху, и она задергалась под ним, но он был сильнее:
- Говори, что именно хочет от тебя де Трейси?
- Я его даже не знаю!
Дмитрий снова ее ударил. Он видел, что на осколках разбитой витрины следы ее крови – Мила поранилась, но это лишь заводило его. И даже то, как отчаянно она сопротивлялась, не остужало пыл, а подстегивало, наполняя тело кипящей энергией.
Жена в попытке защититься нащупала рукой пурбу, но он легко отнял ее. Кинжал был его, он владел им по праву. И Мила тоже принадлежала ему без остатка.
- Какая сцена! – раздался вдруг в библиотеке знакомый насмешливый голос. – Я шел поговорить, а попал на порноролик?
Москалев скатился с Милы, оборачиваясь и рыча: