- Как записаться на прием к директору? – предельно вежливо осведомился второй пришелец, продолжая сверлить Соловьёва взглядом.
- Не к нему, а к ней! – грозно поправил Михалыч. – Без записи принимает, но сегодня уехала она, не будет уже. Завтра приходите и разбирайтесь.
- Завтра воскресенье, Безруцкой не будет, - сказал Вик. – В понедельник.
- Это беспредел! – скорей по привычке уже, чем от искреннего негодования возмутился первый, тоже кося раскосым глазом на Вика. – По какому праву нам не дают встретиться с любимым дедушкой?
- Так с дедушкой или с дядей? – насмешливо прищурился Соловьев.
- Он наш двоюродный дед, а мы, значит, внучатые племянники! – вывернулся азиат. – И вообще, воскресенье – семейный день, а Иван Петрович Загоскин – не заключённый в тюряге, так что не вам решать, кого пускать к нему, а кого нет!
- Еще как мне! – разозлился пуще прежнего Михалыч и снова взмахнул лопатой, которой ворошил сугроб у ворот, раскидывая его по проезжей части, чтоб таял быстрее. – Уходите отсюда подобру-поздорову!
Милка оглянулась на Загоскина, так и сидевшего неподвижно в кресле. Конечно, узнать укутанного по самые глаза старика на таком расстоянии было сложно, но ведь и Загоскин подтвердил, что парни ему незнакомы.
Гости никак не реагировали на присутствие «родственника», не делали попыток воззвать к нему. Выходило, что и впрямь дело нечисто.
- А справка у вас об отсутствии контакта с зараженными имеется? – звонко спросила Мила, решив внести посильную лепту.
Все дружно воззрились на нее. Соловьёв посмотрел одобрительно и весело, Михалыч – явно обрадованно, что ему пришли на подмогу с такой интересной идеей, парни – беспокойно.
- Э, какая еще справка?
- В республике сезонная эпидемия гриппа, - соврала Милка, интуитивно чувствуя, что от этих двух лучше поскорей избавиться, - без справки от терапевта, что в вашем окружении нет больных, никого не пускаем. Вам это и наш директор Дарья Ивановна подтвердит. Так что отправляйтесь в поликлинику и запаситесь документом с подписями и печатями. Без справки никто с вами и разговаривать не станет, только время потеряете.
До парней окончательно дошло, что их не пропустят, они уже и рады были уйти, и справка явилась соломинкой, позволившей уцепиться и разойтись без потери лица. Ворча себе под нос, визитеры удалились.
Михалыч запер калитку и повернулся к Милке и Вику:
- Спасибо! Уж чаял, на таран пойдут.
- Они первый раз пришли к Загоскину? – осведомился Соловьев.
- Да никогда и никто не приходил к нему! Все знают, что из всей родни у него сын, да и тот в Вашингтоне. А тут такой лалай-балай! И ведь прут как танки! Кто такие?
- Больше им не открывайте, только в присутствии Дарьи Ивановны.
- Не открою, - кивнул Михалыч. – А вы-то как? Смотрю, Иван Петрович гулять собрался. Может, отпереть?
Соловьев покачал головой:
- В другой раз. Сегодня мы по дорожкам вокруг дома поездим.
- Ну и правильно. Что-то не слышал я, как машина от ворот отъезжала. Небось караулят. Надо Дарье Ивановне позвонить, доложиться.
- Мы доложим, - заверил Соловьев и подмигнул Милке: - В понедельник, не так ли? Зачем Пасху человеку портить.
Милка нерешительно кивнула в ответ. Вик снова брал ее в сообщницы, разве что палец к губам не прикладывал, но и без того было понятно, что ни о чем докладывать директрисе он не собирался.
«Уж не с этими ли подозрительными личностями связано его появление в пансионате? - подумала она внезапно. – Ждал и вот дождался. Охраняет Загоскина? Но от кого – от паучьих лап мадагаскарских злых духов?»
Милка с тоской глядела в спину удаляющемуся Соловьеву. Она знала, что он ни в чем не признается, спрашивать бесполезно.
Загоскин гулять передумал. Когда Вик вернулся, он потребовал поворачивать к подъезду.
- Ходят тут всякие, паскуды, видеть не желаю! – бормотал он сердито и тряс головой так, что с него едва не слетела зимняя шапка. – В палату меня вези! Устал, спать хочу!
Вик поправил на старике одежду, шапку и повез его к черному выходу, где не было ни ступеней, ни крутого пандуса, на котором лысые колеса коляски вечно скользили, норовя опрокинуть седока.
Милка торопливо развесила белье, а потом поднялась на третий этаж посмотреть, стоит ли у пансионата та грязная машина. С ее наблюдательного пункта была хороша видна дорога.
Машина, конечно, давно уехала, но на душе у Милы все равно разлилась свинцовая тяжесть.
3.4
3.4.
Под влиянием удушающей тайны и смутных ощущений чего-то непоправимого, Милка наконец-то взялась за книгу старого профессора. В репликах старика о злых духах, охотящихся за секретами, наверняка было зашифровано больше здравого смысла, чем ей изначально представлялось.
«Это последний экземпляр на свете, больше нигде не найдешь, все исчезло!», - вспомнила она его слова, устраиваясь вечером на кровати, и поежилась, хотя в комнате было тепло – котел в подвале работал на совесть.
Небольшая настольная лампа роняла теплое пятно света на тумбочку, часть подушки и руки, держащие книгу, но за пределами этого круга сгустились тени. Милка с тревогой всмотрелась в угол, где стояла вешалка-подставка для верхней одежды, там ей помстилось недоброе шевеление, но тотчас и рассмеялась – нарочито громко, самоуспокаивающе.
- Ну ты и трусиха! – произнесла она вслух, подтрунивая над собой. – Еще сбегай и позови Соловья-разбойника, будет хороший повод увидеться лишний раз, он как раз сегодня ночью дежурит.
Мила знала его расписание, график запомнился сам собой, хотя спроси ее, какие дни поставили в этом месяце Гале Темниковой, она бы не сразу ответила.
Конечно, никуда она не побежала, а, запретив себе приглядываться к сумеречным углам, вновь обратилась к книге. Переплет ее был добротным, без вычурных картинок на обложке, не было иллюстраций и внутри, если не считать подробную карту Мадагаскара.
- «Встреча с вечностью на двенадцати холмах Имерины», - произнесла она шепотом и провела пальчиком по буковкам на титульном листе.
Имерина представляла собой гористую область в центральной части острова, которую Дмитрий очень хотел посетить, но у них не получилось. Милка вспомнила, что точно так же назывался и народ, проживающий в регионе, расположенном вокруг столицы Антананариву.
Считалось, что предки мальгашей – мерина – первыми добрались до Мадагаскара из Полинезии, и случилось это примерно в 10-ом веке. По-французски их древнее государство называлось Эмирна. Двенадцать ее холмов, а по сути невысоких гор, скалистых и покрытых у подножия растительностью, имели историческую и сакральную ценность. Говорили, что где-то там, в тщательно охраняемых потайных пещерах, находятся гробницы первых правителей, в которых хранятся божественные сокровища предков.
Дмитрий потратил три дня в попытках найти гида к пещерам Имерины, но все ему отказали, заявляя, что для иностранцев дорога туда закрыта. В том числе и для очень богатых иностранцев, готовых сорить деньгами. Дима сердился, но ничего поделать не мог. У мальгашей многое решалось с помощью взятки (и в местных ариари, и особенно в европейской валюте), но не в этом случае. «Танин-доло», - твердили они как заведенные, что означало дословно «земля духов». К духам, к которым присоединялись и души умерших предков, островитяне относились со всей серьезностью.
Милка спохватилась, что тупо сидит над раскрытой книгой. Ей не нравилось, что она то и дело уносится в воспоминаниях к свадебному путешествию. Подобное, конечно, притягивает подобное, но думать о брошенном муже было невмоготу.
Перелистнув страницу, Милка наткнулась на оглавление. Ее привлекла глава с названием «Почему я написал эту книгу?». Было странно видеть ее не в начале или в конце, в виде послесловия, а ближе к середине.
Решив на сей раз осваивать трактат не по порядку, Мила открыла его в нужном месте и прочла:
«Почему я написал эту книгу? Надеюсь, дорогой читатель простит мне некоторый пафос, но я действительно шел к ней всю жизнь. Собственно, эта история была задумана и исполнена совсем не мной и за много лет до моего рождения. Все началось осенью 1770 года на Камчатке, когда в удаленную крепость Большерецка прибыл с этапом ссыльный польский конфедерат граф Беневский…»