В массиве Орвина в тот день было сумрачно и холодно. Небо заполонили плотные мрачные тучи. Ветер пронзительно свистел между скалами как уличный бандит, направляющий ватагу на дело.
Первые пятьсот метров пути дались легко, под прикрытием крепких стен штормовые порывы практически не ощущались, но едва они вышли на открытый участок, стало скверно. Перед лицом крутилась ледяная взвесь, обжигающая холодом, который проникал даже под куртки. Единственное, что радовало – высокие вершины Орвинфьелла (*норвежское название Орвинского горного массива), неподвластные метели, по-прежнему служили четкими ориентирами. Желто-бурый пик Сандегтинд (*«Песчаная гряда», норвежск., самая высокая гора в Орвине), названный так за отличный от соседей светлый цвет, готовился вспороть нависшую над ним пуховую небесную подушку и выпустить на волю все то, чем она набита. Но пока этого не случилось, он незыблемой твердыней возвышался над миром, и ни одно туманное облако не заслоняло его вид.
- Будет снегопад, - прозорливо заключил Маркевич. – Но это нам на руку.
У последнего в ожерелье Орвина нунатака с поэтическим именем Мидгард они разделились: четверо тимуровцев двинулись к месту встречи с караваном, двигавшимся сейчас на юго-восток, а Юра с Али продолжили путь на запад, к горному леднику Нибелунгов. (**)
Укромное убежище в полости ледника обнаружил при недавнем обходе лично Громов. Он знал о ледниках все и моментально приметил термокарстовую пропасть, образовавшуюся в месте, где когда-то прошел тяжелый вездеход. Глубокая колея разрушила внешний моренный слой (*скопление обломочного материала, переносимого ледником), провалилась со временем внутрь и открыла доступ в просторную пещеру, родившуюся благодаря выходу подземных термальных вод прямо в «мертвый лед» (*неподвижный лед, остатки ледника, прекратившего движение).
Борецкий обрадовался этой находке как ребенок. Ледниковая пещера устроила его во всех отношениях: ее своды были достаточно прочными, чтобы не падать на головы, местоположение удачным, а источник теплой чистой воды обогревал ее изнутри. Этот уникальный внутренний микроклимат позволял им переждать смутное время вдали от горной базы, когда на них откроется охота.
- Готовый бункер! Это фантастика! – повторял Тимур, обходя полость по кругу. – Спасибо, друг мой Юрий! Вот подарок так подарок!
Стены пещеры были темно-голубыми, особенно в глубине – так выглядел по-настоящему древний лёд, успевший за тысячелетия спрессоваться столь сильно, что из него ушел весь воздух. В районе прогала он начинал уже подтаивать и бледнеть, но все равно смотрелся красиво.
Чтобы загнать сюда вездеход, пришлось оборудовать покатую горку, срыв одну из сторон воронки. По задумке машину предстояло скатить вниз и спрятать под естественным навесом, укрыв маскировочным брезентом и предварительно, конечно, содрав с нее все маячки, чтобы никто не вычислил. Натаскав в пещеру необходимого добра: одеял, спиртовок, боеприпасов, инструментов и консервов с немецкого склада, тимуровцы превратили ее в убежище, где можно перекантоваться несколько суток.
Скользя и спотыкаясь на жестких ледяных надолбах, Громов и Салгиреев несколько часов брели к тайному «гаражу». В душе они твердо верили в удачу. Верили, что трофейный вездеход станет их первым шагом к Зеркалу и другим артефактам, которые «Прозерпина» успела подобрать в окрестностях Города Бесконечной Мудрости Софьи.
- Надо только начать, - оптимистично заявил им при расставании никогда неунывающий Зиновьев, - а дальше само пойдет! Повыдергиваем мы у этого чудища все зубы!
Когда вышли на ледник, повалил долгожданный снег. Ветер стих, позволяя крупным хлопьям падать вертикальной завесой, но щеки, ободранные микрочастицами льда, до того летевшими прямо в лицо, продолжали гореть, словно натертые наждачной бумагой. На последних метрах дорога сделалась особенно трудной. Все ее неровности обнаруживались под ногами внезапно и не вовремя и замедляли ход.
- У тебя нога, у меня рука плохо действует – два сапога пара, - сквозь зубы прошипел Салгиреев, скатываясь в пещеру по обустроенному склону на пятой точке. – Избавились от нас как от балласта. А ведь могли бы их поддержать!
- Как? – устало уточнил Громов, следуя его примеру и тоже скатываясь по ледяной горке. От этого неожиданно захватило дух – совсем как в детстве.
- Да хоть бы и огнем из засады!
Салгиреев хотел идти со всеми, но Борецкий не позволил, и гордый сын Кавказа страдал, остро ощущая свою никчемность. Громов же относился к пребыванию в тылу спокойно: он сделал все что мог и просто ждал результат.
- Надеюсь, - сказал он, - они справятся без единого выстрела.
Борецкий планировал военную хитрость. Под прикрытием метели он собирался выйти наперерез замыкающей машине и махать ей руками, пока та сама не остановится. Если близко не подходить, то по силуэту механик не определит, что перед ним чужак – уединенность мест к подобному просто не располагала. Он решит, что кто-то сломался и зовет на подмогу, но едва откроет дверцу, Маркевич налетит сбоку и выдернет его наружу, а Зиновьев ворвется в вездеход через люк, чтобы разобраться с остальными, если таковые вдруг обнаружатся. Связав водителя припасенной веревкой, Борецкий затолкает его в салон, чтобы позже допросить, а Маркевич займет место за рычагами и поведет машину к «гаражу». Все это время Куприн должен будет прикрывать их со стороны, открывая прицельный огонь в случае смертельной угрозы. Но все-таки, и командир настаивал на этом особо, было бы лучше обойтись без стрельбы и все провернуть очень-очень тихо. Для этого Куприну выделили единственный уцелевший у группы арбалет с запасом болтов.
На всю операцию отводилось примерно десять минут. И еще час, чтобы добраться до пещерки, запутав следы.
Громов волновался, как бы Максим не угробил вездеход неосторожной ездой на леднике, но долгих наставлений читать ему не стал, понадеявшись на благоразумие сдержанного в эмоциях спецназовца. Теперь же, изнывая от неизвестности в замкнутом пространстве «гаража», Юра распереживался, что не отдал вовремя всех указаний.
- Злые мысли от безделья, - наставительно произнес Салгиреев и посоветовал: – Найди себе срочное занятие, а то с ума сойдешь.
Сам горец в который раз смазывал оружие и перебирал вещмешки, распределяя по-умному нагрузку, что с одной рукой было совсем непросто. Юра же, не зная, чем отвлечься, просто вылез наружу и принялся мерить шагами окрестности, опасаясь отходить далеко.
Время в ожидании тянулось бесконечно, но наконец его ухо уловило отдаленный рокот мотора.
- Едут! – крикнул он, свешиваясь с козырька в пещерку.
Али выскочил наружу, будто только того и ждал.
Вскоре из снежной завесы прямо на них вылетела грозно лязгающая металлом оранжево-синяя масса. Марченко все-таки гнал вездеход на пределе возможного и затормозил лишь перед самым спуском в пещеру.
- Ну, хоть не промахнулся, - пробормотал Юра, испытывая невероятное облегчение и одновременно уважение к мастерству Максима. – Точно в лунку!
Вместе с Али он пропустил машину внутрь и, подхватив белый маскировочный брезент, завесил вход. Вооружившись приготовленной лопатой, Громов завалил нижний край снегом и только после этого окончательно расслабился, вытирая вспотевший лоб.
- Ну и хреновина! Едва разобрался с управлением, - весело крикнул Маркевич, выпрыгивая из угнанной машины.
- Канадская, - отметил Юра, наконец-то рассмотрев трофей. – Антарктическая модификация аварийно-спасательных «Медведей». Видел такие у ребят на Кинг-Джордже. Говорят, фантастически живучая машина.
- О, как! Знал б, что ты в них спец, взял бы с собой.
- Да я ж только видел, а не управлял, - улыбнулся Юра. – А ты и без инструкций справился.
Борецкий кратко доложил, что операция прошла без запинки, но «язык» из механика оказался так себе. Ответов на самые важные вопросы он не знал.