24.3
24.3/4.3
Патрисия Ласаль-Долгова
Наверное, она была бы рада изучать вселенную как «вещь в себе», но ей приходится считаться с тем, что мир населен людьми. Люди влияли на все физические процессы без исключения. Они вмешивались, отправляя к чертям ее тщательно выполненные расчеты. Они раздражали, потому что по большей части были эгоистичны, бестолковы и недальновидны. А еще упрямы и самонадеянны, продолжая настаивать на собственной правоте, даже когда становилось очевидно, что они ошиблись.
Конечно, существовали исключения. Не всегда счастливые, но хотя бы интересные или полезные. И уж совсем-совсем редко встречались люди, которым Патрисия прощала все. Иррационально прощала, иной раз потом горько сожалея об этом.
Самым странным, невероятным и противоречивым существом из всех, кого Пат встретила на своем пути, являлась для нее Адель. Отношение к дочери постоянно менялось: от осторожных опасений до готовности защитить. От ненависти до любви. От непонимания и отторжения до надежды, что перед ней именно та, кому суждено спасти их гибнущий мир.
Патрисия никогда не считала себя хорошей матерью. Она вообще стала матерью случайно, не планируя и не осваивая эту трудную во всех отношениях специальность, а родив, спихнула младенца на нянек. Была бы Адель нормальным среднестатистическим ребенком, ее материнское сердце, наверное, оттаяло бы быстрей. Но Адель пугала ее, прочно ассоциируясь с кошмарами, которые она же и создавала.
И все же в последнее время Пат понемногу начала меняться, замечая это за собой. Сместились акценты. Она перестала ждать подвоха и просто признала, что Адель любит ее, и это… приятно. Эта незаслуженная любовь наполняла ее умилением. И даже то, что дочь уродилась непохожей на других детей, заставляло, скорей, ею гордиться.
Дочь все больше напоминала Патрисии ее саму. Маленькая Пат Ласаль де Гурдон точно так же тянулась хоть к кому-нибудь в поисках любви и ласки: к кухарке, к садовнику, к котятам и щенкам. Гвен де Гурдон лишила ее радости чувствовать себя любимой, и Патрисия понимала: ей не стоит копировать мать. Нельзя проделывать с Адель то, что проделали с ней, убив большую часть человеческого. Однако и превращаться в клушу-наседку она не желала.
Вышагивая по горной тропинке от лодки к лагерю, Пат старательно придерживала темп, чтобы двигаться равномерно. Нестись с выпученными глазами к руинам очередного «хорошего плана» было поздно. Если диффузия произошла и все пошло прахом, она ничего не изменит. Если безмозглые люди снова все испортили, она не успеет их остановить. Если Грач не поможет Миле Москалевой, а Вик не уладит проблему, то она по-любому явится к шапочному разбору – так к чему торопиться и терять лицо?
И все же было единственное, ради чего Пат была готова сорваться на бег: жизнь и благополучие дочери. Эти мысли стоили ей нервов. Она отдавала приказы ровным голосом, останавливалась, чтобы подождать носилки с Иваном Петровичем, но сердце ее в эти минуты дрожало от страха. Все ее надежды были только на Демидова-Ланского. Ее заместитель казался ей глыбой, которую сложно сдвинуть с места. И уж коли он согласился обременить себя заботой о девочке, он будет выполнять обязательства до последнего вздоха. С таким ответственным человеком Адель, по идее, ничего не угрожало (внушала она себе), к тому же Ашор ей тоже обещал, но… Но все же, увидев дочь на руках Ивана, целую и невредимую, Патрисия испытала облегчение.
Иван был добр к ребенку, как если бы это была его собственная дочь. Раньше, до этой поездки, Пат не давала ему повода продемонстрировать умение ладить с детьми. Адель оставалась на попечении няни и водителя, и максимум, где мог проявить себя Демидов-Ланской, это короткие визиты в коттедж «Жасмин». Иван никогда не приходил к Адель с подарками. Аделин многие баловали, например, Соловьев всякий раз привозил ей шикарные игрушки, показывал фокусы, развлекал, но Аш, если честно, никогда не смотрел на девочку так, как Ваня, входивший в дом с пустыми руками. Соловьев видел в Аделин дочку Павла Долгова, а Ваня видел в ней ее, Патрисии, дочь – и в этом была существенная разница. Адель это, кажется, тоже улавливала, и ждала прихода Демидова-Ланского с интересом, несмотря на немногословие и сдержанность долговязого гостя. Физик не сюсюкался с ней, разговаривал как со взрослой, не слишком утруждая себя переводом на «детский язык», а еще он не пугался ее случайных пророчеств, воспринимая их как неотделимую от Адели часть, и девочке все это нравилось.
В момент всеобщего переполоха в лагере Демидов-Ланской позаботился о малышке, хотя мог бы взять на себя какую-угодно роль. Однако он выбрал Адель – поступок, по мнению некоторых, не слишком украшающий мужчину. Здесь, в России, мужчины считали своим долгом обеспечивать семью деньгами или лезть на рожон, демонстрируя мускулы и силу, а просто так уйти от схватки и пассивно стоять с ребенком на руках – это было с точки зрения общественной морали поступком слабаков и стариков. Патрисия не понимала, почему занятиями домохозяина большинство мужчин брезговало. Но Демидов-Ланской не постеснялся сделать неудобный выбор, не отдал девочку той же Чебышевой, и это тронуло Патрисию.
Все хорошо, что хорошо кончается. Адель не пострадала (жалобы на резь в глазах долго не продлились, и все сочли, что это несерьезно). Мила тоже не натворила бед. Лагерь уцелел. Странная вспышка агрессии среди смешанной группы проверенных охранников из «Ямана» и элитных новичков была мгновенно подавлена. Предстояло разобраться, что это вообще такое, но проверкой займутся другие люди, Патрисия ждала лишь финальных выводов.
Конечно, голова у Грача кружилась не зря. «Вукки Два-Ноль» зафиксировал слабую вспышку измененных данных в Южном полушарии, расчеты еще шли, но было понятно, что никаких особых потрясений мир в этот раз не испытал – отделались малой кровью.
Получая эти отчеты, Пат светлела лицом: хоть что-то обнадеживающее за день. И тут, когда она почти успокоилась и уже мысленно планировала дальнейшие поиски неуловимого Зеркала, к ним с Иваном пришли Соловьев и Грач. И привели с собой Милу.
Завидев издали эту троицу сквозь откинутый полог палатки, Пат почувствовала неприятное сосание под ложечкой. От Ашора-Виктора она больше не ждала ничего хорошего. Ашор – источник ее бесконечных проблем, унижений и несовпадений. Она слишком долго цеплялась за него, и это было глупо. Это было в прошлом. Однако Соловьев никогда не промахивался. Если он обозначал некую проблему, в дальнейшем она не оказывалась ни пустой фантазией, ни ошибкой. Его стоило выслушать, несмотря ни на что.
Патрисия ссадила с колен Адель и вышла наружу, готовясь к неприятностям. То, что они вот-вот прозвучат, она не сомневалось – стоило только внимательно посмотреть на физиономию Москалевой, которая контролировать свои эмоции на лице совершенно не умела.
- Что случилось? – задала Патрисия вопрос, начиная разговор, к которому заранее не лежала душа.
Соловьев пытливо посмотрел ей в глаза, словно желая удостовериться, что Пат настроена на диалог, потом перевел взгляд на палатку, где возле входа сидел Иван, сортирующий информацию от «Вукки-Два-Ноль», и лишь затем озвучил:
- Мы пришли поговорить об альбиносе.
- О ком? – опешила Пат.
- Об альбиносе, работающем на «Прозерпину». О телепате.
- Это была секретная информация. Откуда вы… Впрочем, - она оглянулась на Ивана, - я, кажется, догадываюсь, откуда.
К ее досаде, Демидов-Ланской поспешил улизнуть. Он даже не стал оправдываться.
- Аделин, пойдем-ка найдем тетю Лилию, - сказал он громко. – Посмотрим, чем она занимается.
Патрисия с некоторой растерянностью смотрела, как Иван закрывает ноутбук, несмотря на то, что поток данных не иссяк и работа не окончена, и берет ее дочь за руку. Адель послушно пошла за ним.
- Ваня, я бы хотела, чтобы вы остались, – потребовала Пат, догадываясь, что Демидова-Ланского это вряд ли остановит.
- Мы скоро вернемся, - предсказуемо ответил Иван, вновь выбирая благополучие ее дочери, а не что-то еще. Аделин, разумеется, не следовало слушать их разговоры, но остаться совсем без поддержки Патрисии не улыбалось.