- Мда, без колес в этих краях никак, - поддакнул Куприн. Он гордился, что так вовремя заметил «побег» и предотвратил катастрофу.
Они вернулись к палатке, где изнывал не в силах ослушаться приказа командира Зиновьев. Снег, несущийся на ослабевших крыльях юго-восточного ветра, облизывал серые закоченевшие валуны и жидкими струями растекался под ногами. Белые хлопья с шуршанием били по непромокаемой куртке и норовили проникнуть под капюшон. Дюралевые ребра палатки вздыхали, натягивая ткань, и едва уловимо позвякивали, выпрямляясь.
- Я на склад заверну, - спохватился Тим, - чтоб уж заодно. Утку принесу, завтра потушим.
Мясные продукты по непреложным правилам хранились в специальном холодном складе, оборудованном на леднике. Иначе под палящим солнцем брикеты с мороженым мясом моментально оттаивали, а потом сразу же и замерзали, стоило температуре опуститься в ночное время.
Затащив упаковку с утиным филе в предбанник, чтобы до него не добрались пернатые разбойники, Тим с наслаждением разделся, подсел поближе к печке и вытянул ноги.
- Командир, - подал голос Зиновьев. Он снова сидел за ноутбуком, который оставил им Акил, - я наскреб кое-какую инфу про альбиносов. Не желаете ознакомиться? Мне их даже жалко стало.
- Читай, - кивнул Тим. – Но вряд ли я пожалею Белого Сахира. Репутацию садиста на ровном месте не получают.
- «Альбинизм – это врождённое отсутствие пигмента кожи, волос и радужки глаза, - начал Анатолий. – Поскольку альбиносы очень чувствительны к солнечной радиации, они больше других страдают от солнечных ожогов, корост и язв, у них повышенный риск рака кожи. Из-за ослабленной иммунной системы многие из них не доживают до 30 лет. Особенно тяжело им приходится в Африке из-за господствующих там предрассудков. Их считают порождением дьявольских сил, обвиняют в вампиризме из-за бледного вида, а кое-где на них идет настоящая охота. Африканцы уверены, что части тела альбиноса усиливают любое колдовство, поэтому шаманы платят большие деньги за руки, ноги, кровь и волосы альбиносов. Ради этого их убивают или калечат. Недавно в парламенте Танзании у альбиносов появился свой представитель. Благодаря ему за неполный год было арестовано 170 человек, подозреваемых в убийстве альбиносов. Там же при поддержке властей была однажды организована демонстрация, во время которой альбиносы пытались донести до людей свою проблему. Однако в тот же день на одну из демонстранток напали, девушке отрезали одну руку и пытались отрезать вторую, но она смогла убежать…»
- Прям леденящий душу триллер, - прокомментировал Купер.
- «Прозерпина» поступила умней, - сказал Борецкий. – Они заполучили двух альбиносов целиком, да еще и напичкали всякой химией, превратив в послушных марионеток.
- Командир, как вы считаете, эти братья-телепаты реально серьезные противники? Если их держат на наркотиках, то стоит отобрать у них дурь, начнется ломка. Им станет не до нас, как думаете?
- Наркотиками у них усиливают дар телепатии, - ответил Тимур, - а телепатия – это очень серьезно. Посерьезней камер видеонаблюдения и искусственного интеллекта, которые можно обойти или сломать. Сломать телепатию можно, наверное, только вместе с мозгами. Не представляю пока, как отобрать у них дурь, если любое намерение будет им очевидно задолго до начала операции. Но вы правы: это предложение следует обдумать.
Тим надеялся, что Акил даст ему внятные указания по работе с ваджрой, и он сумеет ослепить или ослабить их «всевидящее око», однако пока он просто учился чувствовать «Солнечный нож». Пурба оказалась с норовом. Подчинить ее себе, заставить откликаться и слушаться стоило огромных усилий. Он не успел добиться существенных результатов до отъезда индийцев, но Гималайский Страж казался на этот счет спокойным.
- Со временем все придет, - сказал он на прощание, - не торопитесь, Тимур-джи, как говорят на моей родине, усердие никогда не бывает напрасным...
- Телепаты проверяют каждого работника? – спросил Куприн, вырывая Борецкого из задумчивости. - Если так, то нам никакие фальшивые документы не помогут.
- Вряд ли каждого, - качнул головой Тим, - на базе заняты десятки человек, но тех, кто чем-то выделяется, могут и проверить. Наверное.
- А уже известно, какую легенду для нас сочиняют? – полюбопытствовал Зиновьев.
- Им требуется обслуживающий персонал: водители, уборщики, инженеры. Работа непыльная и позволит нам оставаться малозаметными, передвигаясь по всей территории.
- Связаться бы с Марком, - вздохнул Толя, - уж он-то бы нам помог сориентироваться. И за Громова тревожно. Жив ли? Справился ли с Белым Сахиром?
- Громов наших планов не знает и не выдаст, а вот Марк, хотя и проходил специальную подготовку, чтобы противостоять гипнозу, рискует сильно - ответил Тим. – Но на данный момент с ними обоими все относительно хорошо.
- Откуда известно? – задал вопрос Куприн.
- Сорока на хвосте принесла, - отшутился Тим. - Громов, правда, болеет и его здорово плющит в диффузионных каскадах, но он крепкий мужик и продержится до нашего прихода. Оба они продержатся.
В душе Борецкий не больно-то разделял этой уверенности. Всю ночь он проворочался на раскладушке, стараясь не шуметь. Думы его были тяжелы и вертелись вокруг одной и той же задачи. Им было мало внедриться в логово «Прозерпины», чтобы узнать ее секреты, помешать планам и выручить своих людей (именно в таком порядке, хотя беспокойство за пленников возрастало с каждым днем и мешало делать рациональный выбор). Предстояло еще обмануть телепатов, победить одного из них – самого страшного и сильного, и это требовало совершенно парадоксального подхода.
Тим насмотрелся на «картинки» поступков Белого Сахира, и увиденное, если отрешиться от чувства гнева и омерзения, не позволяло отнестись к нему как к типичной помехе или спустя рукава. Требовалось продумать множество запасных планов на все случаи жизни. Действовать с наскока, по обстоятельствам в Орвине не выйдет.
Акил Ядав считал, что между кланами в «Прозерпине» готова начаться грызня, и что именно Громов своим поведением вобьет последний клин, но Тим привык доверять более обоснованной информации, чем эфемерные видения. Ему очень не хватало веры в надежность получаемой информации, но другой у него не имелось...
Ночью снова поднялся ветер, запуржило, неся с побережья ледяную крошку, и к утру палатку здорово выхолодило. Мало удовольствия было вылезать из-под теплого одеяла и облачаться, как в железные латы, в остывшую одежду.
Когда Тим вышел наружу, стараясь не шуметь и не будить товарищей, тучи уже разогнал ветер, и небесный купол над головой сиял пронзительной чистотой. Тимур проделал несколько упражнений, разгоняя кровь. Нахохлившийся поморник, сидевший у палатки, долго терпел вид наглого человека, размахивающего руками и ногами, косил опасливо на него круглым глазом, но в итоге не выдержал – резко каркнул и снялся с места, хлопая крыльями.
Добежав до берега, где стоял обложенный со всех сторон валунами «Бурлак» (к счастью, невредимый), Тим умылся ледяной водой Вдохновения.
Прямо перед ним простиралось на четверть оттаявшее озеро – загадочное и неизведанное, снизу, у дна, соленое, поверху – пресное. Его ледяная поверхность, примыкающая к леднику Маргариты, казалась матовой и была иссечена тенями от вмерзших в него глыб. А какое небо раскинулось над ним! Сказочное небо. Над горами оно пенилось розовеющими поверху облачками, а в узкой полоске ближайшего ущелья темнело синевой. Вкупе с голубым льдом под ногами и скалами цвета ржаных сухарей все это напомнило Борецкому картины Николая Рериха с его резкой палитрой.
После ограниченного и подслеповатого мирка палатки ему было приятно смотреть на раскинувшуюся красоту, но Тимур помнил о главном. Что толку бессмысленно глазеть, когда каждый час на счету? Он глубоко вдохнул, прищурился и усилием воли сместил настройку. Неукротимое время словно замедлило бег, позволяя человеческим глазам заглянуть в вечность...
Не так давно, в Гроте Павловского, когда они переживали похожую бурю, Громов рассказывал Тимуру, что сразу после шторма в горах иногда случается удивительное состояние атмосферы. Воздух успокаивается, очищается, и над мгновенно прогревающимися верхушками нунатаков в дрожащем потоке возникают невероятные миражи.