Элен держалась с ним сухо, но поскольку и сама волновалась, то старалась свести общение к минимуму. После начальной подозрительности, она чуть оттаяла и, устроившись вполоборота, не сводила глаз с проносящихся под брюхом вертолета снежных равнин.
Причину ее равнодушия к новичку еще предстояло понять и осмыслить, Громову не хватало данных, да и возбуждение, если честно, здорово мешало. Смятение чувств окончательно сбросило медикаментозные оковы, и сердце, ухая в ушах, качало кровь с удвоенной силой. Юру переполняли и радость, и опасение, что своим неконтролируемым возбуждением он поставит сложнейшую операцию под удар. Ведь Борецкий появился в вертолете не просто так!
Помня о судьбе Вовки Грача, Громов понимал свою меру ответственности. А вот Элен и ее офицер – те, кажется, не совсем понимали. Наручники – полная ерунда, они не остановят катастрофу, как и укол снотворного. Грач утверждал, что только обретя стабильный самоконтроль, достиг каких-то подвижек, и ЧП в «Ямане» сошли на нет. Юре до этого было как до Луны, но он был заинтересован долететь нормально. Поскольку на борт поднялся друг, имеющий конкретный план (пусть и не известный ему пока), не стоило портить игру непредвиденными неприятностями.
Накануне вылета мадам Д'Орсэ обрисовала Громову кое-какие перспективы. С базы «Альфа» они перебирались на борт научно-исследовательского судна, которое уже полгода курсировало между французскими заморскими территориями в Индийском океане и Антарктидой. Корабль назывался «Альбатрос» и был зафрахтован фондом по охране дикой природы, но по факту выполнял рейсы для «Прозерпины».
- К берегу «Альбатрос» подойти не может, - сказала Элен, - мне доложили, что в этом году припай нарастает какими-то ненормальными темпами, но местами парадоксально хрупок и ненадежен. Поэтому к кораблю добираемся по воздуху, а не на вездеходе. Нас будут ждать в восьмидесяти километрах от кромки, ближе есть опасность застрять во льдах.
- Корабль доставит нас на архипелаг Крозе? – спросил Юра.
- На остров Свиней, где у нас новенькая станция с максимумом удобств. Вы будете жить, тренироваться и свыкаться с вашим новым статусом.
- Статусом пленного?
- Вы уже не совсем пленный, Юра, - возразила Элен. - Благодаря мне вы быстро перейдете в разряд сотрудника. Обещаю, что как только вы начнете приносить корпорации пользу, не останусь в долгу. Верность семья д'Орсэ оплачивает всегда сполна.
- Что именно от меня потребуется?
- Прежде всего, вы не должны делать нам вред, - ответила она ему по-русски коряво, но доходчиво. – Вы не должны расслаивать ткань вселенной. Не должны менять вещи без веской причины.
- А с причиной можно?
- Под нашим руководством, – Элен благосклонно кивнула, - да, в этом и смысл. При известном старании уже через пару недель вы будете контролировать себя настолько, что с вас снимут охрану. Вы станете передвигаться по острову свободно, вам дадут наконец пообщаться с женой, а затем, как только сезон бурь минует, отправят в Париж.
- В Париж?! Но вы говорили, что я нужен для того, чтобы достать «Черное солнце» из Кратера.
- Я скорректировала планы. Не волнуйтесь, Юрий, вашу семью перевезут к вам, дадут французское гражданство и убежище. Мы оплатим им квартиру, медстраховку, дадим подъемные и обеспечим интересной работой, если потребуется. Ваша жена, насколько помню, актриса – она могла бы сниматься в рекламе. Это прибыльно, вы все будете очень довольны.
Громов справедливо считал, что все эти обещания звучат сладко, но неконкретно. Элен словно рекламировала ему будущую жизнь, а он хотел слышать и о минусах, не только о плюсах.
- А в чем подвох? – спросил он напрямую. – Столько приятных бонусов, но ведь не за красивые глазки.
- Не за глазки, а за пользу, которую вы принесете.
- Я должен управлять диффузией с помощью артефактов? А они у вас есть? Все три?
Элен едва заметно замялась:
- Мы продолжаем собирать Триаду. Добыть антарктическое «Солнце» не удастся столь быстро, как мы рассчитывали вначале, но зато появился запасной вариант. Он связан с параллельным миром, куда будет прорублен канал. Там уже есть оператор, и вам предложат работать с ней в паре.
- С ней? Речь не о братьях-альбиносах?
- Марковичи – это прошлое, забудьте, их роль подошла к концу. А вы, Юра, – наше счастливое будущее. Мы поговорим об этом подробнее, когда вы докажете, что я в вас не ошиблась.
Все последние сутки, предшествующие отлету на Крозе, Громов думал, на что согласился благодаря совету в записке. Хотелось поговорить с ее автором, но такового на горизонте не появилось, хотя он прислушивался к шагам в коридоре. Юра спрашивал себя вновь и вновь, не было ли послание ловушкой? Принуждением к сотрудничеству… но шантаж семьей действовал вполне эффективно, а Белый Сахир, способный прочитать истинные мысли, его не навестил. Значит, записка была от друзей, от тимуровцев или ребят со станции.
Увидев в вертолете Борецкого, Громов возрадовался, что его мучения близки к завершению. Скоро его сенсорный голод будет удовлетворен, и все станет ясным и понятным.
Ему было интересно, куда делся Пьер, которого заместил Борецкий, жив ли он и что будет, ежели его найдут в каком-нибудь тупике с кляпом во рту? Успеют ли они долететь до «Альбатроса», а если долетят, то как поступит Элен на борту – наверняка ведь свяжется с базой и уточнит вопрос по своему человеку. На что рассчитывает Тимур, заняв чужое место, и что за груз лежит у него в портфеле?
Громову как никогда требовалось терпение. Борецкий заговорит с ним не раньше, чем оба они окажутся в безопасности. Желая успокоиться, Юра по примеру французов уставился в окно.
Вертолет уже покинул массив Дригальского и направился к побережью. Под его брюхом стремительно уносилась назад комковатая равнина. Вставало солнце, и по верхнему краю горизонта тянулась расплавленная полоса. Снег и лед занимались пожаром. Впереди показались открытые участки оазиса с вкраплениями гладких, как зеркала, озер, а за ними начинался припай, украшенный кособокими розово-белыми айсбергами.
Однако, как Юрий не старался, в голову ему снова полезли беспокойные мысли, и будто отвечая на них, с запада на припай стала наползать белесая пелена.
Настороженность и волнение Громова возросли еще больше, когда яркая заря неправдоподобно быстро растворилась в сплошном тумане.
Облака спустились к земле и укутали собой вертолет. Какое-то время винтокрылая машина мирно летела внутри пуховой перины. Контрасты сгладились, искры потухли, но затем их начало потряхивать.
Громов сжал подлокотники, его ладони моментально вспотели. Однако ни Элен, ни ее спутник еще не осознали, насколько плохи перспективы. Французы продолжали спокойно сидеть, и только Борецкий, заметив судорожный жест, вопросительно дернул бровью в сторону Громова. Тот, смертельно бледный, чуть заметно покачал головой.
Летчики называют столь внезапные туманы «белой мглой» и справедливо не любят ее. Даже простому путнику тяжело идти, когда нет ни одного ориентира. Серебристый свет льется со всех сторон, и любая ложбинка, находясь прямо под ногами, остается незамеченной, в нее проваливаешься, хотя мог бы и перешагнуть. Темные предметы, напротив, видны четко, но кажутся подвешенными в пустоте, и невозможно оценить ни их размеры, ни расстояние до них, поскольку перспектива искажается. Для воздушного транспорта угодить в подобную «белую мглу» смертельно опасно. И дело не в отсутствии прямой видимости, можно, в конце концов, лететь и по приборам. Главная проблема – контрасты давления, которое скачкообразно меняется на отдельных участках.
Голоса в кабине пилотов стали резче и громче. Они знали, что сводка погоды неблагоприятная, и все же надеялись проскочить, облететь зону контрастного давления, но она разрасталась слишком быстро. Вертолетчики спорили, удастся ли чиркнуть циклон по краю или стоит вернуться. В итоге решили запросить экстренной посадки вблизи береговой станций индийцев.