Первый пилот объявил пассажирам, что их ждет «Майнтри». Элен предсказуемо возмутилась и потребовала продолжать полет.
- Это невозможно! – отрезал пилот. – На мне ответственность за вашу безопасность.
- Никаких промежуточных посадок! – гневно крикнула француженка. – Тем более у индийцев. Наш рейс нельзя прерывать. Груз и сопровождающие его лица должны быть доставлены на корабль без промежуточных посадок!
- Я даже обсуждать это не собираюсь! – выдал пилот. – Мы разворачиваемся.
- Только посмейте! Я вас уничтожу! Вы пойдете под суд!
- Лучше под суд, чем на корм рыбам!
Тут началась сильная болтанка, и сделалось не до споров.
Вертолет угодил в горизонтальный шторм. Машину раскачивало, словно щепку в океане. Приборы показывали, что они с огромной скоростью летят вперед, а на самом деле их несло назад. Пилоты отчаянно сражались с рулем высоты, стараясь удержать вертолет от заваливания.
Юра сглотнул, учащенно дыша. Элен, красная от злости, обернулась к нему:
- Ваша работа? Немедленно возьмите себя в руки! Или вы нас всех погубите.
Если б тот знал, как все исправить! Ситуация складывалась безо всякого сознательного участия, Юра оставался всего лишь пассажиром, «глазом урагана», бушующего снаружи буквальным образом.
От понимания неизбежности катастрофы и от того, что он всему причиной, Громову сделалось тошно. Закружилась голова, зрение поплыло, дыхание сперло – все те симптомы, на которые жаловался Вовка...
- Юра, сосредоточьтесь! – приказала Элен. – Остановите шторм!
Ее хладнокровию можно было позавидовать. Она не металась, не кричала, не рвала на себе волосы в отчаянии. Громов сейчас отдал бы многое, чтобы уметь владеть собой так же, как она.
Борецкий, вспомнив о роли Моусона, боявшегося летать, закрыл глаза и забормотал нечто похожее на молитву. Он шарил свободной рукой по груди, нащупывая что-то под курткой. Нашел это наконец и сжал прямо сквозь ткань.
Элен решила, видимо, что это ладанка или амулет:
- Моусон, хотя бы вы не усугубляйте! – прикрикнула она. – Вам ничто не поможет, если вы сами не успокоитесь. Прекратите множить панику!
- Все в руках божьих… - слабо прошептал Борецкий. Он продолжал сжимать свой предмет трясущейся рукой, но хотя бы не крестился.
Вертолет сильно дернулся, и казалось, неумолимая внешняя сила уже переворачивает его, медленно посылая к земле...
Верней – на хрупкий лед припая. Тот не выдержит удара, разумеется, и все они моментально провалятся в холодную воду. Быстрая, но страшная смерть. Выскочить из тонущей машины не получится – Юра знал, как это бывает, в полынью погружаешься в единый миг.
Салон вертолета накренился. Ремни безопасности натянулись – Громов повис на них грудью и зажмурился, ожидая столкновения с поверхностью.
Но мир вдруг замер. Остановился.
Остановился совсем.
Исчезли звуки, тряска, тошнотворный комок в горле провалился в желудок.
Атмосфера пришла в норму, вертолет выровнялся, перестав скакать, беспорядочно мотая хвостом. Турбины загудели ровнее.
Громов открыл глаза, неверяще оглядываясь по сторонам. В висках ломило, перед глазами плясали цветные пятна, но в целом уже отпускало. И его отпускало, и вертолет, и, кажется, будущее, только что висевшее на волоске.
Юра даже начал сомневаться, что произошедшее с ними только что – не сон. Сначала сном ему показался установившийся покой, он ожидал возобновления тряски и опрокидывания в штопор. Потом пришло сомнение, а не почудилось ли ему дыхание близкой смерти?
Пот струился по спине, сердце билось набатом, но все это уже походило на банальный испуг. Не на реальную угрозу – на паническую атаку и личный страх, просочившийся из подсознания. На преувеличение.
Громов был бы счастлив, если б это и впрямь было преувеличением и ничем иным.
- Обычные воздушные ямы, - проговорил Огюст неуверенно. Он тоже сомневался.
А вот Элен – нет. Она всматривалась в Громова:
- Надеюсь, вы теперь в порядке?
- Не знаю, – хрипло, с невероятным усилием разомкнув губы, проговорил Юра.
Элен еще секунду вглядывалась в выражение его лица и, кивнув удовлетворенно, встала. Пошатываясь, она отправилась в кабину пилотов требовать продолжать рейс к «Альбатросу».
- Все позади, нам больше ничего не угрожает, - заявила она. – Вставайте на прежний курс! И никаких посадок в «Майнтри», вам ясно?
Вертолетчики, не без ворчания, послушались.
Борецкий едва заметно улыбнулся, продолжая прижимать руку к груди. На его лбу выступили непритворные капли. Громов и не подозревал в командире столь явного актерского мастерства. Сам он ослабил хватку на подлокотниках и выглянул в окно, где неслись поредевшие клочья облаков.
Внизу, расчерченная на неровные многоугольники равнина припая слегка колыхалась от проходящих под ней широких океанских волн. На горизонте маячила темная точка – тот самый корабль, поджидавший их. До цели оставалось совсем немного, но, как оказалось, не со всеми неприятностями было покончено.
Площадка для приземления на корабле оказалась ужасно неудобной. Научно-исследовательское судно – не авианосец, способный принять военные громады. Предполагалось, что садиться на него должны небольшие геликоптеры на три-четыре персоны. Модифицированная «Пантера», способная перевозить десяток пассажиров, плохо вписывалась в отведенный пятачок на корме. В непосредственной близости от площадки с буквой «Н» находились локатор, шлюпбалки и растяжки дымовых труб – они мешали пилоту.
А еще мешало то, что «Альбатрос», дабы его не затерло, продолжал движение. За кормой то и дело вскипала пена вперемешку с осколками льда, а нос судна рыскал в поисках чистой воды. Посадочная площадка ускользала из-под зависшей машины, и то, что сложностей не избежать, было очевидно даже таким дилетантам, как Элен д'Орсэ.
Вертолет крутился на месте, качался и примеривался, но растяжки постоянно оказывались на траектории посадки. Матросы махали руками и что-то орали с палубы.
Тимур снова принялся молиться. Его губы шевелились, глаза были закрыты, ладонь теребила ладанку под курткой. Элен расширившимися глазами смотрела на Громова. А что он мог сделать?
При соприкосновении работающего винта с препятствием, задевшая его лопасть отлетает, возникает разбалансировка, вертолет опрокидывается – это неизбежный итог, и счет тогда идет на доли секунды. Конечно, в баке после полета оставалось горючего на донышке, но тут хватит и пары литров, чтобы сжечь пассажиров и группу встречающих.
Пилот предпринял невероятное усилие и все-таки втиснул машину на предназначенное место. Колеса уже коснулись палубы, и моряки кинулись вперед, чтобы зафиксировать вертолет, но тут он неожиданно подпрыгнул, разворачиваясь, и винт со страшным грохотом рубанул по натянутому стальному тросу.
Посыпались искры, лопасти с ужасающем скрежетом согнулись, переворачивая вертолет. Людей бросило вперед, потом вжало в кресла. Элен не выдержала - закричала…
Мир снова замер, словно кто-то пытался поставить его на паузу, но добился лишь замедления. Все двигалось рывками. Гибель в чудовищном взрыве подкрадывалась к ним медленно, в вязкой патоке времени, цепь событий – уже вторично за минувшие полчаса – растянулась, искажая звуки и краски.
В самый критичный миг их накрыло тишиной. Еще один взмах ресниц, еще один рывок – и мир вдруг разгладился. Стал снова целым и невредимым.
И вертолет тоже стал целым.
Громов медленно поднял голову.
Он по-прежнему сидел в кресле. Вертолет стоял на палубе. Турбины не гудели. Винт прекратил вращаться, и его лопасти провисли. В окне было видно, как суетятся матросы, крепя шасси к кольцам специальными канатами.
Пассажиры зашевелились, реагируя каждый по-своему на благополучную посадку. Огюст боролся с ремнем, стремясь поскорее покинуть салон. Его руки непростительно ослабли и тряслись. Моусон-Борецкий тер лоб и глаза, залитые соленым потом. Элен опиралась затылком на спинку и глубоко дышала.