- Вы о Миле Москалевой, кастелянше? – заинтересовался Вик.
- Особенная она, - Загоскин погрозил ему пальцем. – Держитесь от нее подальше, а то боком выйдет. Не смотри, что я не ходячий, буду тебя уму-разуму учить, если обидишь!
- Не буду обижать, - пообещал Соловьев. – Тем более, раз она особенная.
Старый профессор, по мнению Вика, все время оставался настороже, словно ждал подвоха или нападения. Соловьев не стал педалировать тему Мадагаскара и всего, что с ним связано, чтобы не возбуждать подозрений. Поспешать с ним следовало не торопясь.
Пока профессор сидел в библиотеке, перебирая тома, что достал для него с верхних полок Вик, обыскать его комнату не составило труда. Соловьев шел на это неохотно, со странной тяжестью на сердце. Одно дело шарить в кабинете директрисы, нечистой на руку и норовящей обмануть других, и совсем другое лазать по ящикам у человека, ничего плохого не сделавшего.
Брать шкатулку и тем более присваивать ее содержимое он пока не собирался, для начала стоило понять, существует ли она вообще. Вик изначально не был уверен, что старик держит опасные вещицы при себе, но раз Милку «притянуло» сюда, значит, они находились где-то поблизости. В городе Уфе так уж точно.
Шкатулка, которую он обнаружил, внешне была в точности такой, что красовалась на фотографии в старой статье. На ее крышке был вырезан Символ Перехода (если верить копиям тибетской рукописи Ульянова), вот только выполнена она была не из мореного дуба, как писал Загоскин, а из более светлой древесины – сосны или ясеня, о чем говорил ее цвет. Шкатулка не была залакирована, и на ее днище с обратной стороны кто-то выжег подобие карты. Совершенно кустарно выжег, неаккуратно. А еще у нее была грубо приклеена втулка, удерживающая крышку – похоже, ее недавно роняли.
Сфотографировав карту (бестолковую и не привязанную ни к каким координатам), Вик открыл шкатулку. Она открывалась просто: ни замка, ни хитрых механизмов, только миниатюрный крючок. Внутри было пусто. Наверное, старик опасался воровства, поэтому и оставил на видном месте пустышку, а ценные артефакты припрятал.
«Ладно, - подумал Вик, возвращая шкатулку на место, - придется подождать, когда опасность, которую так боится Загоскин, проявит себя». После этого профессор должен был, по идее, стать более сговорчивым. Ему понадобятся союзники, и Вик будет рядом. Он чувствовал, что очень скоро события понесутся с немыслимой скоростью. Вот только и лишнего времени почти не оставалось.
4.6
4.6
Появление у пансионата непонятной замызганной «Нивы» с нечитаемыми номерами Соловьев срисовал за два дня до того, как фальшивые «родственники» профессора Загоскина пошли на прорыв и были остановлены Михалычем. Сначала эта машина просто нарезала круги по Архиерейке, долго стояла на парковке у супермаркета и, наконец, медленным ходом проехалась мимо ворот, развернувшись на узком пятачке тупиковой дороги.
Вик отслеживал перемещения в бинокль, но за тонированными стеклами лиц водителя и пассажира разглядеть не сумел.
За сутки до стычки кто-то попытался перелезть через стену в дальнем углу сада. Вик был на ночном дежурстве и приметил подозрительное копошение совершенно случайно: возвращался из апартаментов, где мерил давление постояльцу, и кинул взгляд в окно...
Выскочив на улицу, он метнулся в сад. Бежал, забыв про одежду, но зато успел вовремя. Неизвестный, увидев несущегося от дома мужчину, передумал и драпанул обратно через забор. Схватить его не удалось, физическая подготовка у злоумышленника была неплохая, но Вик догадывался, что очень скоро последует продолжение. Упорство нападавших наверняка было кем-то хорошо оплачено.
Вик всерьез грешил на заказчика-иностранца, агента «Прозерпины». Плохо представляя себе, как вести тайные дела в России, интересант, скорей всего, пошел по самой очевидной дорожке – обратился за услугой к местному преступному миру. Однако и наш, доморощенный, преступный мир не стоило недооценивать.
Прикинув кое-что, Соловьев направился к сторожке Михалыча.
- Исэнмесез, Ринат Михаэлович (Здравствуйте)! – постучался он к нему в дверь. - Сэламэтлегегез ничек? (Как ваше здоровье?)
Михалыч просиял:
- Виктор! Рэхмэт, эйбэт. Эшлэрегез ничек? (Спасибо, хорошо. А как вы поживаете?)
Найти подход к сторожу Соловьеву удалось быстрей, чем к полному подозрений профессору. Стоило в первый же день заговорить с Михалычем на его родном языке, как тот проникся к нему неподдельной и почти отеческой симпатией.
Рассмотрев подслеповатыми глазами, что Соловьев заявился без верхней одежды, Михалыч засуетился:
- Чего раздетым бегаете? Холодно ночами-то! Заходите скорей, чаю горячего вам налью.
- Да я не чаи пить пришел, Ринат Михаэлович. Вопрос есть.
- Спрашивайте, спрашивайте, дорогой Виктор! Всегда отвечу.
- У вас всюду на территории висят камеры видеонаблюдения. Работают они или так, для испуга?
- Работают, - подтвердил сторож, - но не все и не всегда. А что?
- Я только что видел, как какой-то удод через забор к нам лез.
- Ах ты ж, лалай-балалай! - Михалыч всплеснул руками и поспешил в уголок, где были установлены мониторы, сейчас частично погашенные, темные. – Какому дураку это понадобилось? Ворота ж есть, калитка…
- Видать, не хотел он через калитку.
Система наблюдения казалась кустарной, для галочки, и Соловьев спросил:
- Почему не все камеры включены?
- Так все равно некому следить, они на запись поставлены, чтобы потом, если понадобится… Дарья Ивановна жмотится, нет у нас ставки для ночного сторожа, а я свою дневную смену отработал как положено.
- Понятно, - сказал Вик. Он не был удивлен подобному положению дел.
- Щас просмотрим, кто таков, где таков… - бормотал Михалыч, запуская на компьютере программу. Вик все сделал бы быстрее, но не лез, терпеливо ждал. - В котором месте его заметил?
Соловьев объяснил, но на записи скверного качества особых примет разглядеть не удалось – один силуэт. Удирая, мужчина спрыгнул по ту сторону ограды и припустил наутек. Там был проход между заборами – машина не проедет, а человек протиснется и окажется на соседней улице. Единственно, что зимой пришлось ему пробиваться сквозь высокие сугробы.
Раз злоумышленник знал этот путь, значит, был либо местным, либо дотошным и наблюдательным. Вик склонялся к первому.
- Надо же, проворонил я. Эх, проворонил! - сокрушался Михалыч. – Если бы не вы, так и спер бы у нас чего-нибудь. А то и окно разбил. Хоть ночного сторожа у нас нет, спрос все равно с меня.
- Неспроста он лез, - сказал Соловьев, - наводка у него. Есть ли у кого-то из ваших постояльцев большие ценности?
- Большие-то вряд ли. Хотя… есть одна бабулька. С собой в саквояжике драгоценности фамильные привезла. Бриллианты там у нее, рубины. Надевает по праздникам. Дарья Ивановна уговаривала поместить украшения в банк, но та ни в какую. «Когда помру, - говорит, - тогда хоть в банк, хоть в музей, а до поры при мне побудут». Директриса ее саквояжик у себя в кабинете держит, в сейфе. Неужто за брильянтами вор полез?
- Вполне возможно. Сейчас ночь, кроме нас с вами других мужчин на территории нет. Отчего ж не попытаться?
- В полицию будем звонить? – спросил Михалыч. – Дарья Ивановна нас по голове не погладит.
- Давайте не будем, спугнули же мы его. Чего полицейскому предъявим? – спросил Вик и сам ответил: - Нечего предъявлять, кроме смазанной тени, было-не было, не понятно.
- Вот и я говорю, что ни черта не видать на этих телевизорах! – сердито выпалил Михалыч. – Если ставить систему, так чтоб толк был, но Дарья Ивановна жмотится, денег у нее лишних нет...
Вик взял со сторожа слово, что он никого постороннего на территорию пансионата днем не пропустит. Он был уверен, что сроки поджимают и преступники не станут долго тянуть.
Михалыч обещал стоять насмерть, но высказал опасение:
- А если они прям щас полезут?
- «Прям щас» не полезут, - уверил Соловьев. – Раз попытка провалилась, ко второй им заново готовиться надо. Ложитесь спать, Ринат Михаэлович, а вот с утра – глядите в оба!