Юра думал, что увидит Драгослава в своих видениях, и готовился к смертельной битве, вот только телепат пришел, откуда его не ждали.
- Нет, я против, чтобы он касался этой ценной вещи! – снова заговорила мужеподобная сенаторша. – Он же работал на выскочку Ласаль! Вы что, забыли? Вы забыли, кто он такой?
- Мадам, угомонитесь, - с холодком в голосе сказал де Трейси, - вы мешаете.
- Он все испортит! Отберите у него артефакт! Немедленно!
- Не нервируйте его! – рявкнула Элен, у которой тоже прорезался зычный командирский голос. – Или я прикажу увести вас прочь!
Юра отвлекся. Его сердце истошно колотилось о грудную клетку. Воздуха не хватало, и он начал дышать ртом, словно после длительного забега. Это было плохо. Очень плохо!
Сенаторша же словно взбесилась. Совершенно неожиданно для всех она попыталась отобрать у растерявшегося охранника автомат. Тот, разумеется, не отдал, но отстранял разбушевавшуюся тетку слишком мягко, поэтому успеха не добился. Каким-то образом в процессе перетягивания оружия ей удалось нажать на гашетку. Автомат был изготовлен к бою, и из него в небо вылетела трескучая очередь.
От громких выстрелов по палубе прокатилась волна паники. Одни «випы» дунули прочь что есть силы, другие наоборот бросились к вопящей мегере, теряющей человеческий облик по мере разрастания вокруг нее кучи-малы. Взгляд сенаторши стал совсем стеклянным, она дергалась в кольце отдирающих ее рук и вопила:
- Стреляйте в него, стреляйте! Это он виноват! - и продолжала бороться за автомат. – Убейте его!
Кто-то из солдат, не разобравшись, открыл огонь и тем самым усилил панику. И только де Трейси стоял неподвижно на прежнем месте и с усмешкой взирал на учиненный хаос.
Тимур сбил автоматчика, стоявшего рядом, но второй, находившийся на противоположной стороне, стрелял прицельно по Громову. Юра, как в замедленной съемке, увидел пули, высекающие искры из металлических деталей фальшборта совсем рядом с собой.
Инстинктивно заслоняясь, он вскинув скованные руки со статуэткой, и несколько пуль отскочили от нее, рикошетом уйдя в толпу. Какой-то мужчина пронзительно вскрикнул, а мадам Сенатор с гортанным воплем повалилась навзничь, роняя за собой и тех, за кого успела зацепиться.
Тонкая цепочка, связывающая браслеты наручников, со звоном разлетелась, перебитая очередной пулей, и Юра от неожиданности выпустил Каменное Зеркало. Оно скользнуло по палубе к отверстию в фальшборте, но застряло на полпути к воде.
Фотография Адели тоже выпала, и ветер понес ее на своих мощных крыльях. Громов хотел поймать ее, но не успел. Очередная пуля угодила ему в плечо и, развернув, отбросила на фальшборт.
Боль огненным шаром вспыхнула внутри, и Юра дернулся, взмахнул уцелевшей рукой, словно пытаясь отмахнуться от следующих смертоносных ударов. Ему показалось, что на какое-то время гравитация потеряла над ним власть, и он стал свободным. Он воспарил в свинцовое небо, а потом резко рухнул вниз, в темноту.
Он упал в знакомую уже глубокую яму, наполненную разноцветными вспышками. Одна из них, лопнув, разрослась до самых пределов мироздания. А за ней лопнула другая и еще одна, и еще...
Глазам стало больно. От бесконечных вспышек, нанизавшихся одна на другую, их резало почти так же сильно, как и пробитое пулей плечо, не помогали даже плотно зажмуренные веки. Но тут Громов увидел кое-что необычное, и оно слегка отвлекло от испепеляющей боли, удержало в сознании, не давая немедленно погрузиться в благословенное Ничто.
Он увидел самого себя из другого мира, стоящего на узком деревянном мосту, убегающем в туманную даль...
…и вот он же, но совсем другой, раненый и избитый, валяется в трюме «Альбатроса», в ожидании, когда де Трейси решит его участь...
...а вот Вика, которой приснился кошмар, сидит, подобрав ноги к груди, в кровати и тихо ревет, стараясь при этом не разбудить сопящего у изголовья младенца...
…а вот здесь, в очередном открывшемся окошке, хрупкая темноволосая девушка по имени Людмила Сперанская бьется в конвульсиях на полу коттеджа в Ямане, а Вовка Грач старается привести ее в чувства…
.. а чуть в стороне, у КПП Межгорья, муж Людмилы Дмитрий Москалев, выходит из автомобиля на шоссе и, прикрывая глаза от солнца, щурится на встающую впереди Ямантау, надежно укрывшую от него свои секреты. На пальце у него блестит золотом перстень со свастикой...
…и оказывается, похожий перстень, но с иной печатью, есть и у Де Трейси. Он заносит руку с «Солнечным кинжалом» над распростертой у его ног жертвой, и ваджра на перстне мерцает кроваво-красным…
Все эти картины, смазанные и обрывочные, приходили к Громову одновременно, отчего у него путалось в голове. Раненое плечо болело все сильней, в глазницах тоже пульсировало адски, однако, несмотря на физические страдания, Юра осознавал все хлынувшие на него подсказки. Он читал их во вспышках, и без труда угадывал, кто есть кто в этом пришедшем в движение безумном калейдоскопе.
В миг, когда вселенная преобразилась и пошла трещинами, разрывающими ткань бытия, весы качнулись, и Хранители, где бы ни находились, замерли, приглядываясь к тому, что падало на метафизические чаши со всех сторон. А среди них – и Громов видел это отчетливо! – стоял Тимур Борецкий, как равный среди равных. И на груди у него висела на шнурке вовсе не ладанка, а покрытый шипящими молниями – активированный! – «Солнечный нож».
Юра хотел окликнуть Тимура, спросить, что все это означает, – но обзор ему вдруг заслонила белокурая малышка Адель. Она вытянула капризно губки и произнесла по-детски тоненько и беззащитно:
- Дядя Юра, ты все время куда-то проваливаешься, и я не могу тебя поймать. Зачем ты прячешься?
Юра не знал, зачем он прячется и от кого, но зато знал, что хотел сказать этой чудо-девочке несчастный Ильгиз.
- Он придет и утопит мир в крови! – крикнул он с отчаянием – точь-в-точь с таким, какое излучал Ильгиз, хватаясь руками за прутья железной клетки. – Не верь ему, Аделин!
Его крик нарушил что-то в хаотичном мельтешении, и Громов почувствовал, что снова куда-то летит.
- Ты проваливаешься, – недовольно констатировала Адель. – Я за тобой не успеваю.
- Это не твой папа, Адель! – кричал Громов уменьшающейся в размерах детской фигурке. - Не позволяй ему пройти сквозь портал в храме! Не зови его! Не пускай!
Он не знал, услышала ли его дочь Патрисии, поняла ли. Он несся, набирая скорость, прочь от вспышек, колец и пятен, и тьма ждала его, распахнув объятья.
Долгожданная тьма, где отсутствовало все, накрыла его собой. В ней не было даже боли, поэтому Юра не боролся с ней. Он чувствовал, что настало ее время – самое темное время перед неизбежным рассветом.
Глава 28(8). В Уснувших скалах
Глава 28(8). В Уснувших скалах
28.1/8.1
Отряд Патрисии, Мадагаскар, плато де Маровоалаво, наши дни
Первый их визит на реку Матимбуна оказался молниеносным и не слишком удачным. Впрочем, если рассматривать его только как разведку, то она состоялась.
Посадить самолет возле Уснувших скал у Кирилла не вышло, да оно бы ни у кого не вышло: подходящего открытого пространства в дождевом лесу просто не нашлось. Облетев местность, Кир направил машину вдоль реки ко второму пункту на маршруте – к деревне Фаритрамасина или Темной зоне, дабы проверить, насколько она темная и что там вообще такое. Скоро внизу показались квадратики хижин, и обрадованный Кир снизился, закладывая виражи, чтобы дать возможность всем находящимся на борту рассмотреть поселение в подробностях.
Фаритрамасину выстроили на широком плато, окруженном невысокими лесистыми холмами. Вокруг нее раскинулись возделываемые поля и огороды, на которых туземное население выращивало сладкий картофель, кукурузу и прочие овощи. Имелось и приличных размеров пастбище, где бродили овцы и зебу.