Адель взяла в руки доску и стала учить все, что на ней написано. Она очень старалась и шевелила губами, чтобы лучше запомнить имена чужих цифр. Она умная и потому обязательно все сделает, и мама не будет страдать!
- Маме ничего про пистолет не говори! – грозно велел папа.
- Почему? – испугалась Адель.
- Если скажешь про плохое, оно исполнится. Ты должна молчать про плохое, а говорить только хорошее. Правильные цифры для дяди Вани – это хорошо. А пугать маму – это плохо. И дядю Ваню не пугай, не говори, что это я ему подсказываю. Он же гордый и расстроится, что я знаю лучше него. Скажи, что цифры ты увидела в междумирье, и это, кстати, будет правдой. На тебя он сердится не станет, потому что любит тебя и твою маму.
- А почему… - начала Адель, но папа исчез без предупреждения.
Адель знала, что так бывает, когда он приходит один, без ближнего папы. Она больше не пугалась, как в детстве, если оставалась одна в пустоте. Она выучила написанное, оставила доску (ничего нельзя брать с собой домой!) и побрела туда, где ее ждал нужный мостик.
Скоро девочка обнаружила себя не берегу мелодично журчащей реки. Ближний папа называл ее Летой, Рекой Забвения, но она не понимала, почему. Нельзя было ничего забыть, когда пересекаешь ее. Она специально пробовала, даже мочила в ней ноги – и ничего не происходило.
Взрослые порой играли в нелепые игры. Их поведение отличалось непоследовательностью. Не только ближний папа, который иногда расползался прямо на глазах, и сквозь него проступал дальний, но и мама, сквозь которую никто не проступал, тоже иногда говорила одно, а думала другое. Везде и на всем лежал отпечаток хаоса, он был привычен, но все равно ставил в тупик. Беспорядок хотелось пригладить, подровнять, и Адель пыталась это сделать. Получалось не всегда, но когда все-таки получалось и при этом ничего другого не ломалось, она чувствовала, что сердце ее наполняется светлой радостью.
Больше всего Адель желала, чтобы колечки, из которых складывались пирамидки, подходили по размеру: большие внизу, маленькие наверху. И чтобы цвет их гармонировал, чтобы время не перепутывалось в их оттенках и не резало глаза, когда начинало троиться. Однаео люди, которые ее окружали, не видели колечек и потому мешали ей, внося в конструкцию нелепые элементы. Даже Мила.
Адель и сама признавала, что не все у нее получается. Если она не думала как следует, то тоже портила конструкцию. А еще она заметила, что и у папы не все выходит. Когда папа заставил повара взорвать баллон, демонстрируя эффект послушания, получилось нехорошо. Папа не сумел выбрать красивое колечко, и это было очень, очень обидно.
Адель страдала, когда мама или папа ошибались. И очень не хотела, чтобы ошибся дядя Ваня. Мама ему доверяла, и Адель хотела сделать доброе дело и всех спасти.
Она сделала все, как договаривались. Она не сказала маме про злых бандитов, которые отберут каменное солнышко, хотя мама выпытывала правду. И она показала свой рисунок с цифрами дяде Ване, и тот сильно удивился. Вот только все это никак не защитило их от плохого колечка – оно наплыло на них, и мама пострадала.
Когда маму схватили и толкнули сильно-сильно, она упала, а Адель вскочила на ноги, свалила стул и закричала.
Она кричала и кричала, и к ней отовсюду бежали Мила, Вова, Радмир и Доктор. И дядя Ваня тоже бросил свои расчеты с чужими цифрами и прибежал. Они выглядели очень испуганным, и все спрашивали, что случилось. Но Адель не говорила, а только плакала громко-громко.
Папа ошибся. Или случилось совсем ужасное: он обманул ее! Злой дядя добрался до мамы и тыкал ей в голову пистолетом. Адель было жалко маму, обидно за папу и страшно из-за того, что надвигалось на них из тумана внутри ужасного, гадкого колечка.
Это было очень-очень плохое колечко! Оно собиралось разрушить все хорошее, разорвать привычный мир.
Адель ревела, и Доктор предположил, что она заболела.
Но Мила сказала:
- Это другое! Она что-то знает. Что-то там произошло.
Мила чувствовала Адель гораздо лучше, чем все прочие. Лучше мамы. Но маме связали руки и заклеили рот, потому что она дралась и ругалась. Плохой дядя стукнул ее, и на щеке у нее краснела ссадина. Адель хотела быть сейчас рядом с мамой, пусть даже та ее не чувствовала, а не с Милой, которая чувствовала, но была знакома плохому дяде. Дядя хотел получить Милку обратно и злился, что в самолете ее не оказалось.
- Аделин, что случилось? – допытывалась Мила. – Что-то с Виком или с твоей мамой? Ты что-то увидела?
Адель плакала и отталкивала ее руки, не давая себя обнять. Если тете Миле показать то, что видит сейчас мама, Миле тоже станет плохо. Адель точно знала, что так делать нельзя. Милкины колечки придут в движение, начнут менять форму и станут такие же неаккуратные, какие были когда-то у дяди Вовы. От этого будет плохо всем. Совсем плохо.
Однако Мила никак не желала отстать, и тогда Адель сказала, заикаясь и глотая окончания:
- Я видела перстень!
Мила спросила:
- Какой перстень?
- Плохой. Колючий. С иголочкой. Иголочка колется, и из-за этого появляются плохие мысли.
- Ты укололась? – задала Мила самый дурацкий вопрос из всех возможных.
Адель думала, что Мила уже все поняла, но она снова ничего не поняла. Хотя очень хорошо знала плохого дядю с плохим перстнем на пальце.
- Я не хочу, чтобы тебя укололи, - сказала Адель сквозь рыдания. – Но тебя укололи. Вчера. И ты стала как новогодняя елочка.
А потом позвонил дядя Вик и рассказал, что произошло. Взрослым стало не до Адели, и она затихла в уголке, шмыгая носом. Она не знала, куда себя деть. Люди вокруг суетились, исходя темными клубами мыслей и эмоций, они дымились как вулканы, и было трудно дышать от той пыли, что они накидали. Адель кашляла и чихала, и Мила принесла ей две пачки бумажных салфеток.
- С твоей мамой все будет хорошо, - сказала она, догадываясь, как скверно у Адели на душе. – Мы обязательно ее выручим. Ты же из-за этого плакала, дорогая? Ты все видела.
Адель высморкалась и отдала Миле испорченный платок:
- Это папа виноват, - сказала она, - он обещал, но все получилось не так. Все получилось наоборот.
- Знаешь, Аделин… - Мила прикусила губу, сомневаясь, но Адель читала в ее мыслях.
- Знаю, - обиженно ответила она, - мне дядя Юра тоже так говорил. Только мой папа хороший! Он же хороший, правда?
Слезы все-таки не удержались в глазах и полились по привычным дорожкам. Мама в таких случаях говорила, что щеки будут полосатые. В зеркале действительно высыхающие дорожки слез выделялись какое-то время, но потом исчезали. Зато соленый вкус на губах оставался, если не умыться, а сразу побежать играть. Сейчас играть совсем не хотелось, все было плохо, не до игры.
- Папу могли обмануть, - нашла компромисс Мила, но Адель знала, что она все придумывает.
- Это не мой папа, - сказала она и надулась. – Тот, который далеко и который близко – это не папа. Мой настоящий папа хороший, а этот – плохой.
Мила вздохнула:
- Мне очень жаль, что так получилось. А что тебе сказал дядя Юра?
- Он сказал, что папе нельзя верить, потому что он не папа. Я это и сама знаю. И еще дядя Юра сказал, что плохого папу нельзя пускать в дверку. Почему он так сказал?
Мила озадачилась и снова запыхтела как вулкан, плюющийся дымом и пеплом.
- Может быть, Юра что-то узнал? – предположила она. – И пытался нам передать через тебя?
Адель шмыгнула забитым носом. Слезы закончились, она устала.
- Когда дядя Юра с тобой говорил? – осторожно поинтересовалась Мила, гладя ее по волосам.
- Когда-то. Вчера. Я искала нужный мостик, но они все были неправильные. И он опять умер.
- Мы спасем Юру, - сказала Мила. – И маму спасем. И вообще все будет хорошо, потому что иначе нельзя.
- Почему нельзя? – задала она вопрос, но больше по привычке.
- Потому что мир должен снова стать целым.
- Почему целым?
- Потому что он сейчас перепутался с другим, а это нехорошо. Вселенная устроена красиво, и мы обязаны все вернуть, как было до катастрофы.
- Нельзя как до катастрофы, я не хочу, чтобы ты умирала! - Адель испугалась, что Мила потеряет свое лучшее колечко и исчезнет вместе с ним. Она порывисто обняла Милку, и та растерянно обняла ее в ответ. – Я хочу, чтобы все жили: и ты, и дядя Вова, и дядя Вик, и мама, и дядя Юра – все-все! И чтобы папа к нам вернулся. Настоящий! Но я никак не могу найти нужный мостик, чтобы он вел в нужное колечко!