Дмитрий достал из кармана билет и показал его тестю:
- На приглашении, которое мне вручили, значится, что гостей ожидает некое театрализованное шоу под названием «Зеркальный лабиринт и Трижды Великая Мать». Сначала я терялся в догадках, но теперь думаю, что это имеет какое-то отношение к картине Рериха. Я прав?
- Скорей, не к картине, а к идее, в ней воплощенной. Но идемте в зал, Дмитрий Сергеевич, - Сперанский легонько взял Москалева под локоть, - шоу вот-вот начнется.
Представление Дмитрию не понравилось. Артисты, конечно, старались: танцевали и кривлялись, костюмы тоже были на высоте, но музыка звучала излишне громко, свет часто мигал и слепил глаза, а сюжет истории, пронизанный символизмом, был ему непонятен. Голос за кадром изредка зачитывал в микрофон текстовые отрывки, которые звучали загадочно и ничего не поясняли. Дмитрий только и уловил, что девушка, носившаяся по сцене заполошной курицей, всплескивая руками, подпрыгивая и кружась, это и есть та самая Триждывеликая. Да и то он догадался об этом лишь по прозрачной вуали, укрывавшей ее голову. Другие участники балета то подносили к ней громадную книгу, которую та читала с большим вниманием, то заставляли ее вглядываться в круглое зеркало на длинной ручке, то давали испить из черной пиалы размером с полведра, то вручали ей нож, похожий на ритуальную пурбу…
Последнее весьма заинтриговало Москалева, но то, как Триждывеликая им размахивала, скорее озадачивало, чем дарило подсказки. Она резала им пространство бестолково, с какой-то одержимой исступлённостью. Ее фигура, окутанная красными всполохами крутящихся прожекторов, причудливо изгибалась среди прозрачных перегородок – видимо, дама попала в заявленный «Зеркальный лабиринт» и не знала, как из него выбраться.
Дмитрий уж было приготовился увидеть, как она станет выкручиваться, загнанная в угол, но тут перегородки унесли, а на сцену выбежала маленькая девочка в черном платье, ведущая за руку мужчину, одетого в белый хитон, и Москалев вообще потерял нить. Что хотели сказать появлением странного черно-белого тандема сценаристы? Это реальный ребёнок или еще одна аллегория? И что за мужик теперь грубо крутил Триждывеликую в танце, сорвав с нее вуаль?
В финале диктор зачитал речитативом, запутав Дмитрия окончательно:
- Имеющий глаза и уши знай: вот истинное слово, поведанное нам древнейшим из преданий! Достойнейшая дочь Земли и Неба, рожденная в законный час, соединит собою вместе оба мира. Ее судьба прекрасной будет и завидной для всех. Вся жизнь ее уже видна как на ладони, поэтому и будет у людей, от истины далеких, предметом зависти и злобы. Но пред тем, как ей возвыситься до высоты неизмеримой, придется много ей трудиться и страдать. Однако все она преодолеет, поскольку сам Учитель, узрив ее таланты, услышав зов ее из коридора Белых Солнц, войдет к ней в дом и будет помогать. Великая Жена прославит имя трижды. Ее блестящий ум пронзит пространство, как острый нож пронзает хлеб и масло. Ее познания преодолеют тьму – барьер, что отделяет мальчика от старца, открывшего все тайны мирозданья. Ее упорство приведет к бессмертью, излившемуся в Чашу Черных Солнц. И станет Новый Мир для нас итогом, наградой доблестным, надеждой для страдальцев. И как гласит нам Книга Власти, все мы – счастливцы! Мы все свидетели конца эпохи перемен.
Музыка бравурно взревела, оглушив в последний раз, и наконец-то смолкла. Занавес упал, свет погас, и несколько секунд в зале царила могильная тишина. Дмитрий слегка напрягся, с беспокойством ожидая подвоха, но нет – люди взорвались аплодисментами, повскакали со своих мест, и тотчас зажегся верхний свет, знаменуя конец представлению.
- Ну как, вам понравилось? – спросил у Москалева Сперанский, сидевший подле него в первом ряду.
- Впечатляет, - протянул Дмитрий. Он был больше оглушен и подавлен, чем пребывал в восторге.
- Признаться, я вам немного завидую, - продолжил тесть. – Ваше сознание не замутнено долгим ожиданием, и вы все будете воспринимать очень живо. Знаете, когда полжизни работаешь ради торжества какой-то идеи, чувства притупляются. А вам повезло. Вы пришли самым последним и не успели еще растерять чистоту реакций.
Занавес поднялся, и артисты вышли на поклон. Шум аплодисментов усилился, но самые нетерпеливые уже начали пробираться к выходу, спеша на фуршет.
- Илья Ильич, вы всерьез утверждаете, что нас всех ждет пришествие Учителя? – уточнил Дмитрий, повышая голос, чтобы быть услышанным в поднявшемся шуме. – Это не абстракция, а.. конкретное живое лицо? Разовая, так сказать, акция?
- Разумеется, это никакая не утопия, Дмитрий Сергеевич, это будет грандиозный научный прорыв, – откликнулся Сперанский. – Мы откроем дверь в сопредельные пространства. В параллельные миры. Наши предтечи, конечно, не понимали этого, для них все изложенное в Книге Власти было лишь голой сказкой, которая требовала веры. Но от нас требуется уже не вера, а знание. Мы делаем сказку былью. Наша Трижды Великая Мать – не богиня, а ученая дама, физик. И от Учителя, который вскоре придет к нам через портал, мы ждем не философских и религиозных откровений, а четких научных данных. Как остановить старение организма, например. Или как преодолеть космическое пространство.
- Но откуда вам знать, что наука в параллельном мире ушла далеко вперед?
- Мы знаем это, потому что тот мир не совсем параллельный. Это наш мир. Мир, в котором мы бы могли с вами жить, если бы несколько тысяч лет назад вселенская катастрофа не расколола существующее пространство. Учителя из Зазеркалья – это, по сути, мы сами. У нас общие предки, которые построили когда-то великую цивилизацию, погибшую, увы, а пучине вод.
- Это вы про Атлантиду сейчас?
- Да, про Антарктиду, - не совсем верно расслышал Сперанский. Он сделал жест, направляя Москалева к открытым дверям. – У нас еще будет с вами время обсудить это подробнее. Думаю, вы и сами скоро познакомитесь с нашей Трижды Великой Дамой и сможете задать ей вопросы напрямую. Сейчас же, прошу меня извинить, я должен вернуться к своим обязанностям…
Настоящее время. Мадагаскар
И вот Дмитрий получил эту честь – лицом к лицу встретиться с женщиной-физиком, которой по всем предсказаниям и анализам предстояло смешать два мира воедино. В грязной измятой одежде и с ссадинами на лице (чертовы наемники перестарались), Пат Долгова-Ласаль сидела перед ним в салоне прокатного самолета, гордо вскинув голову и, судя по блеску глаз, не теряла присутствия духа.
Дмитрий невольно подумал, что ее связанные руки скорей отсылали к вуали, скрывавшей лицо Трижды Великой Матери из мистерии, чем являлись признаком проигравшего. Пат не считала, что полностью утратила позиции, и ощущала в себе силы, чтобы вернуть власть. Не такой виделась ему эта судьбоносная встреча, но он был рад, что право задавать тон в беседе все-таки принадлежало ему.
Москалев подался вперед и заговорил по-русски (этого языка не понимали наемники):
- Приношу вам свои извинения, мадам Патрисия, за пережитые неприятные минуты. Я приказал этим солдафонам быть аккуратными, но они привыкли действовать грубо. Мне, честное слово, жаль!
- Не трудитесь, - француженка полоснула его холодным взглядом, - мне прекрасно известно, чьи приказы тут выполняются. Отнюдь не ваши!
Дмитрий оглянулся на разместившихся в конце салона вооруженных легионеров. Они сторожили телохранительницу, доставившую им множество проблем, и предоставили ему заниматься француженкой в одиночестве, предварительно разоружив ее. На свое счастье, Патрисия не успела сделать ни одного выстрела, иначе бы ей досталось в пылу борьбы куда больше. Это вряд ли сделало бы ее сговорчивей, только бы разозлило.
- Не стоит оскорблять меня, мадам. На самом деле я на вашей стороне. Те, кто послал эту орду в деревню с дурацким названием, конечно, имеют изрядную власть, но мы с вами могли бы договориться. Чисто между нами.
Патрисия широко улыбнулась:
- Договориться? Серьезно? А не боитесь?
Дмитрий откинулся в кресле, недовольно кривя губы. Самолет в этот момент сильно тряхнуло, и он невольно бросил взгляд в иллюминатор, чтобы убедиться, что они не падают. Их «кукурузник» вряд ли сподобился летать выше слоя облаков, но сквозь ночную тьму с земли не пробивалось ни одного огонька. Хрен поймешь, падают они или нет, и не воткнутся ли носом в какой-нибудь баобаб.