- Дезинформация – не ваш конек, мадам, но поскольку де Трейси и ваш супруг до сих пор прекрасно справлялись, им стоит и дальше продолжать в том же стиле. Не мешайте им. Оценивайте по конечным результатам. Если вам будет спокойнее, давайте подумаем о запасном варианте, но в данном случае, как мне кажется, это излишне.
Элен недовольно потерла переносицу и вдруг обернулась к Борецкому:
- Моусон, вы тоже думаете, что я излишне придирчива?
Тимур, не ожидавший, что о нем вспомнят, изобразил испуг:
- Вы что-то мне сказали, мадам Элен? – переспросил он с сильным британским акцентом. - Простите, я не понял вас. Не можете ли вы повторить еще раз и по-английски?
Элен и развернувшийся к нему в пол-оборота де Мирабий смотрели на него так, будто прикидывали, прошел ли он проверку? Их паранойя, начавшись с де Трейси, перекинулась и на Моусона. «Если дальше так пойдет, - мелькнуло у Тимура, - они и собственно тени начнут шугаться, но это и хорошо. Бояться им полезно».
- Я хотела кое-что уточнить, - начала Элен по-английски, решив, что «этот Моусон и впрямь дурак, но выкручиваться надо». - Вы заходили сегодня к Громову в лазарет?
- Да, заходил. Вы мне это поручили, мадам, и я делаю это ежедневно. И с доктором беседую. Он говорит, что там без особых изменений, если честно.
- Что говорит доктор, я знаю. Но каким Громов показался лично вам? Не пора ли ему возобновить тренировки?
- Я не медик и не разбираюсь в подобных вещах. Но если желаете, всегда можно попробовать.
- Да, мы попробуем. И чем раньше, тем лучше. По-моему Громову пора вернуться к своим обязанностям, да и вам тоже. А то бездельничаете тут, а у нас каждый день происходят странные вещи. С завтрашнего дня вы будете присутствовать на сеансах. Кофр из сейфа будете забирать в моем присутствии по утрам, скажем – в девять тридцать. Артефакт привык к вам, так не будем менять заведенный порядок.
- С радостью, мадам, - заверил ее Тим. – Если это поможет остановить наш бедлам, я готов таскать этот чемодан со статуэткой хоть 24 часа в сутки.
Элен кивнула:
- Заканчивайте трапезу и подождите нас с Огюстом в коридоре. Я отдам вам дополнительные распоряжения.
Тимур молча стал складывать грязную посуду на поднос.
Элен была не такой уж толстокожей и ощущала давление сгустившейся вокруг архипелага сферы. Его ощущали многие и нервничали, не умея объяснить причину «фокусов», которые демонстрировали обычные вещи. Тим, как умел, гасил нарождающиеся страхи и недовольство, потому что скандалы им были не нужны, но что-то все равно прорывалось.
Обычный человек оперирует четырьмя измерениями: тремя пространственными координатами и одной временной. Однако каждый мир из Дарпана Гуны содержал в себе шесть протяженностей или каналов, по которым текла прана, образуя жесткий каркас. Трехранная пурба позволяла изменить три точки крепления за один сеанс. Например, можно было переместиться в пространстве, оставшись в том же времени, поменяв пространственные координаты. Или переместиться во времени, изменив три временных координаты, но оставшись на том же месте. Или же перенестись в иной мир.
Эти параллельные миры ассоциировались у Тимура с симулякрами. В них жили прототипы людей или их копии, не наполненные праной в нужном объеме, отчего казалось, будто они спят. Это были тени людей и миров, они скользили мимо, ни на что не влияя до тех пор, пока сознание оператора не оживляло их своей волей и не втягивало во взаимодействие с артефактом. Оператором мог стать любой, кто не имел прототипа. Этот человек делался един для всех миров и только за счет этой особенности мог влиять на них, не создавая помех в Зеркальном лабиринте.
Диффузия, воплощавшая в себе хаос, тоже перераспределяла прану и заставляла симулякры оживать. Но хаос нарушал равновесие, и потому его ростки следовало выпалывать.
Тим занимался этой прополкой. Однако все чаще ему казалось, что избавляясь от любых проявлений хаоса, он чуток перестарался. Его усилиями Крозе застыл, словно муха, попавшая в каплю клея, и произошло это слишком рано – гораздо раньше момента Икс, в который Патрисия откроет портал на Мадагаскар.
Когда корабль, следовавший на архипелаг с Реюньона, не смог приблизиться к берегу и проплыл мимо, Тим уверился, что защищаясь, они все тут уподобились прилипшей мухе. Связь с Акилом тоже пропала. Борецкий знал, что такое может случиться, Гималайский Страж предупреждал его, но все равно, оставшись без поддержки, испытал неприятное чувство.
Все нити были оборваны, время отныне текло рывками, закручиваясь в водовороты, звучавшие диалоги повторялись, разбитые чашки по утрам оказывались целыми, а людям приходило на ум, что они угодили в пугающий «день сурка».
Тимуру оставалось ждать и верить, что Акил Ядав и Вещий Лис верно разберутся в ситуации и подскажут Патрисии, какие шаги ей стоит предпринять. Одно утешение согревало ему сердце: Громов в этой замкнутой сфере продолжал жить, и ни один подлец не мог до него добраться.
29.5
29.5/9.5
Юрий Громов
Вопреки первоначальным прогнозам, Громов провалялся в лазарете больше двух месяцев, и стал выходить на непродолжительные одинокие прогулки лишь в конце мая. Он чувствовал себя полной развалиной – стариком, передвигающимся с опорой на палку, которую изготовил ему один добросердечный инженер по просьбе доктора.
Элен поначалу насела на него, требуя немедленно вернуться к работе с Зеркалом, но Огюст, ее верный помощник и тренер по системе Черной Бон, не увидел в спешке смысла.
- Мы все испортим, - заявил он Элен д'Орсэ после очередной неудачи, которой закончился сеанс. – Он совершенно не готов.
- Но посмотрите, что творится вокруг! Мир наполнился нелепостями, с которыми надо срочно что-то делать. Мне кажется, оператор смог бы взять их под контроль.
- Или все усугубить. Нет, мадам! - Огюст стоял на своем твердо, хотя бытовые странности лишали хладнокровия и его. – Сначала нам следует привести в порядок самого оператора. Он пока еще далек от нормы.
К счастью, Огюст де Мирабий жеванием мухоморов не увлекался, как и прочими химическими нирванами. Он был фанатом движения, физкультуры и дыхательной гимнастики, что шло на пользу восстановления организма. Юра не возражал против его методов, но дозированные нагрузки помогали недостаточно, он по-прежнему ощущал непреходящую усталость. Именно с ней, проклятой, Элен и связывала мелкие «чудеса», укоренившиеся на архипелаге. Поскольку в них не было ничего опасного – ну, чем может быть опасной сама собой починившаяся аппаратура или сама собой закипающая в чайнике вода? – она вроде как согласилась ждать сколько потребуется, однако терпение ее было на пределе.
На какое-то время Громова, впрочем, оставили в покое, и если не принимать во внимание Огюста, продолжавшего сопровождать его на прогулках, истязать в спортзале и следить за контактами с персоналом станции, он мог наслаждаться одиночеством в компании собственных тревожных мыслей.
Французская станция «Гамма» на острове Свиней, втором по величине в архипелаге Крозе, состояла из нескольких новеньких домиков. Их построили совсем недавно, и в этом году здесь работала первая научная смена. Кроме малочисленной группы д'Орсэ, прибывшей из Антарктиды, «Прозерпина» прислала на Крозе обычных ученых: геофизиков, биологов, физиков и метеорологов. У каждого из них была своя программа исследований, входящая в обширный список интересов транснациональной корпорации, не ограничивающейся спекуляцией с древними артефактами.
Центральный дом под названием «Sejour» (*«жилище», франц) включал в себя столовую, комнату отдыха с экраном для кинопросмотров и бильярдным столом и тренажерный зал. Вопреки прозвищу, он не был жилым, все тридцать пять человек ютились в трех других домиках – сборных, двухэтажных, с простенькими фасадами, выкрашенными в красно-синий цвет. В отдалении от «Sejour» тянулся приземистый ангар в форме буквы Г, где находились кладовые, мастерские и часть лабораторий. Метеостанция и обсерватория располагались поодаль, а электростанция и станция очистки воды были специально вынесены на отшиб, чтобы не раздражать лишний раз постоянным гулом.