Он и сейчас, размышляя с Милой в унисон, недовольно пробормотал:
- Если бы не третья часть «марлезонского балета», я бы совсем не переживал. Все-таки дичь какая-то! Зачем нас всех непременно собирать в одном месте? Разве нельзя просто запрограммировать реальность, без нас?
- Ваня же сказал, что нельзя, - ответил Вик. – Ты не дергайся заранее. Аню с Викой доставят в храм не раньше, чем мы покончим с «Прозерпиной».
- Да, но до этого они будут вынуждены жить в военном лагере, где тоже не совсем безопасно!
- Перемещать их придется быстро, открытый портал ждать не будет, так что палаточный лагерь – это оптимальный вариант.
Володя тяжко вздохнул:
- Да все я понимаю! Просто… не лежит у меня душа. Кстати, час назад я разговаривал с Аней. Она приняла новость довольно легко. Словно так и надо.
- У тебя мудрая жена.
- Может быть. А может, это ей Лис мозги забил своими приказами. Аня сообщила, что берет с собой три чемодана с зимней одеждой.
- Зачем ей столько? – удивилась Мила.
- На нас всех. Я ей говорю: «Нас обещали десантировать внутри зимовочной станции, а там тепло. Какая одежда?». А она: «Ты ничего не понимаешь! Без курток и ботинок мы не сможем на улицу выйти».
- Она права, - улыбнулся Вик. – Лето в Антарктиде суровое.
- Да, но на станции нам что-нибудь обязательно подобрали бы на складе. А эти чертовы чемоданы кто волочь до портала будет? Они ж пуд весят, не меньше.
- Можно спрятать их в храме заранее, - предложила Мила. – Я только единственно не понимаю, почему Иван Иванович убежден, что в новой параллели антарктическая станция у Кратера уже будет построена? Ее же заложили совсем недавно. Вдруг мы окажемся посреди ледяной пустыни?
- Время течет в мирах с разной скоростью за счет перераспределения плотности событий, - ответил Грач. – Мне это Патрисия однажды объясняла. А поскольку «Прозерпины» там не будет, то высвободится уйма энергии, из-за чего некоторые события наступят раньше.
-А «Прозерпины» точно не будет? – с опаской спросила Мила. – Насколько мне известно, эта организация, включая и закрытый «Клуб собирателей», возглавляемый моим отцом, появились задолго до падения астероида.
- Точка отсчета – не астероид, а начало диффузионного слияния зеркальных миров. Не будет диффузии, не будет и «Прозерпины».
- Какая связь?
- Да просто «Прозерпина» попала в зависимость от диффузии. Уберешь ее – она умрет. Ну, или превратиться в не имеющий никакого политического веса кружок по интересам.
- Это как в сказке, - подтвердил Соловьев. – Кощеева смерть находится в игле. Сломаешь иглу – нет Кощея. А вот биться с ним на мечах ни к чему не приведет. Для победы придется выти за границы очевидного.
- Вот именно, - кивнул Грач. – «Прозерпину» достаточно снять с иглы, и она за эти пять лет, которые Ванька с Патрисией собираются переписать заново установочной формулой, сама развалится.
- И все-таки я не понимаю... – протянула Мила. Она старалась осмыслить аналогию с Кощеем, но мысль ускользала.
Вик хотел что-то сказать, но Грач сделал ему знак рукой:
- Я на примере покажу. Все очень просто. Когда карабкаешься на большую гору, на какой-нибудь Эверест, на высоте организм начинает загибаться из-за нехватки кислорода, поэтому все альпинисты берут с собой баллоны.
Мила кивнула.
- Но баллоны – такая штука, они моментально становятся незаменимыми. Если начал дышать через маску кислородом, то убирать его больше нельзя – умрешь. Без кислорода какое-то время реально протянуть, а с кислородом альпинист попадает в полную от него зависимость. Не от высоты, а от дыхательной смеси. Поэтому обычно все тянут до последнего, когда без маски уже не обойтись.
- Почему тянут?
- Пурга, лавина – всякое бывает, а баллоны весят немало. При восхождении каждый грамм на счету, и если вдруг кислород закончится, а ты все еще не спустился в базовый лагерь и не можешь пополнить запасы, то все, тебе хана. Так вот, диффузия для «Прозерпины» – это тот самый кислород для альпиниста. Она вся перестроилась под диффузию, все ее победы от нее запитаны. Это ее крючок, с которого она не соскочит безопасно для себя. Ваня и Пат сделают диффузию невозможной, и для «Прозерпины» это будет смертным приговором.
- Именно Пат ее на данный крючок и посадила, - добавил Вик. – Как говорится, нет худа без добра. Если в природе появляется какая-то болезнь, то обязательно найдется и лекарство от нее.
- А вы думали, что будет после? – спросила Мила, неожиданно меняя тему. – Ну, совсем после всего, когда мы перенесемся на Новую Надежду в Антарктиду. Я, если честно, боюсь об этом даже мечтать.
- Тебе Адель показала, что надо делать со своим страхом, - усмехнулся Грач. – Вытащи эту синюю чуду-юду и скажи: «Пошел вон!» Между прочим, весьма действенный совет, совсем не смешной, и лучшего тебе даже дипломированный психолог не посоветует.
А Вик взял Милу за руку:
- Мы с тобой поедем в Петербург. Ты была в Питере?
- Нет.
- Значит, я покажу тебе город моего детства, - пообещал он. – Иван сказал, что мы перенесемся примерно в конец ноября, так что обратно в Россию вернемся аккурат к Новому году. Перед Новым годом Питер очень наряден и весь сияет огнями. Тебе он непременно понравится.
30.2
30.2/10.2
Наше время, Амбухиманга, временный пункт размещения «Прозерпины»
Когда Демидов-Ланской уехал, Мила осталась с отцом. Они немного посидели в молчании, и это молчание тяготило Милу.
- Ты изменилась, - сказал Илья Сперанский, разглядывая ее.
- А как ты думал?
Разумеется, она изменилась. Воспрянула духом. В прошлом Дмитрий регулярными унижениями превращал ее в тень. Стирал ее личность, словно ластиком, убавляя по чуть-чуть, незаметно, но каждый день. Но теперь Вик ее вернул обратно к самой себе. К той себе, которой она хотела стать, к ее идеальному образу. Это тоже происходило по чуть-чуть, но процесс был радостным, и Мила теперь считала себя по-настоящему счастливой и состоявшейся. Это внутреннее ощущение не могло не отразиться в ее внешности.
- Я рад, что ты изменилась. Это очень хорошо. И еще лучше, что судя по всему, ты приняла решение вернуться к нам добровольно. Почему ты вообще сбежала?
- Ты правда теряешься в догадках?
- Я же задал вопрос, значит, хочу услышать твой ответ.
- Дима пригрозил меня убить.
Сперанский недоверчиво хмыкнул:
- Не выдумывай.
- Он убийца, папа.
- Дмитрий с тебя пылинки сдувал, потому что ты – его пропуск в будущее.
- Вот именно: пропуск. Он не любит меня и никогда не любил. А я больше не люблю его. Замужество было ошибкой.
- Семья – это не только про любовь, дорогая моя. Когда у тебя появятся дети, ты перестанешь измерять поступки главы семьи исключительно романтикой.
- Дело не в романтике, папа, а в отношении ко мне. Мы с Димой слишком разные, и я не хочу от него детей. Только не от него!
- Что ж, это кое-что проясняет. Ты встретила кого-то еще?
Мила отвернулась, созерцая пыльную деревенскую площадь, по которой бегали местные разноцветные куры.
- Не хочешь рассказывать о нем?
- А зачем?
- Затем, что я твой отец и желаю тебе добра.
- Серьезно?! – вспыхнула она. – Папа, ты все еще не понял? Я все знаю! Я знаю, что к нам в дом в канун Рождества пришел твой хороший знакомый Антуан де Трейси… может даже, по твоему приказу пришел! И я помню, что он сделал.
- И что же он, по-твоему, сделал?
- Он перерезал мне горло, - вымолвила она. – Таково в твоем представлении добро – сдохнуть в луже крови? Или будешь отрицать, что подобного не было?
- А всего этого и не было, Мила, - абсолютно серьезно заявил Сперанский. – Ты жива и закалила характер, преодолевая невзгоды. Стала жестче, чего тебе прежде не хватало. Все, что сделал де Трейси, пошло тебе на пользу. Я, когда узнал, сначала сильно осерчал на него. Антуан поступил спонтанно, не подготовив тебя, просто воспользовался моментом. К тому же ты сбежала после диффузии, открыв новую ветку, и я опасался, что мы потеряли тебя навсегда, как и Патрисию. Но к счастью, предназначение способно превозмочь сиюминутные отклонения. Все вернулось на круги своя, а то, что случилось, пошло на благо. Даже твоя ритуальная смерть.